19 июня 1920. Газета Feuille d'Avis Lausanne, («Лист мнения Лозанны») Лозанна. Предоставила
исследователь Зоя Сороко (Санкт – Петербург). Перевод Киры Рюшти (Франция).
Франц Бирбаум.
Жизнь в России
-----------
Записки одного репатриированного
1
Не могу выразить, с каким
чувством я приступаю к данному изложению. Поверят ли мне? Мои слабый голос
сможет ли он убедить? Однако, считаю своим долгом это сделать.
Для нас, кто вышел из
большевистского кошмара, первой мыслью было
сделать всё, всё сказать, чтобы избежать подобного для нашей Родины.
Не подумайте, что имеете дело с
разорившимся в этой катастрофе капиталистом, ни даже с буржуа: я простой
пролетарий, по профессии рисовальщик - иллюстратор. Самое ценное, что я потерял
в России – это моральные и физические силы и мои иллюзии, касающиеся
социализма. Я уточняю всё это для того, чтобы всё сказанное мною дальше не
могло быть расценено, как безнадёжность разорившегося, разрушение карьеры или
каким-то личным чувством.
Тридцать лет, проведённых мной в России в
непосредственном контакте со всеми классами населения, начиная от высшего света
и кончая рабочими и крестьянами, позволяют мне сказать, что я знаю русский
народ, насколько возможно его знать, если его возможно знать. Мне кажется, что
я способен судить беспристрастно и распределять ответственности.
Тысячу лет назад русские,
изнурённые внутренними распрями, обратились к варягам со словами: «Наша земля
огромна и богата, но у нас нет порядка, приходите и правьте нами». Эта
историческая фраза определяет основную линию русского характера: невозможность
организоваться. У русской мысли горизонты не имеют конца, как бесконечные
степи, среди которых она рождена.
Организаторские способности,
воля к действию – нулевые, как если бы усилия, затраченные на мысль, уже истощили
источники воли. Было бы ошибкой приписывать эти черты одному или другому классу
русского народа. Они общие для всей нации. Это привело к падению Временного
правительства. Состоящий из людей высокой моральной и интеллектуальной
ценности, но с отсутствием воли и, возможно, гражданской храбрости, они не
смогли выстоять против грозы, организовать защиту своих политических идеалов.
Этого нельзя сказать о Ленине и
его приспешниках. Для них была единственная цель: власть, и все средства
добиться её были хороши, даже криминальные. Вместо призыва к высоким чувствам
чести, человечности, патриотизма, они взяли русский народ с его слабых сторон,
дурных наклонностей. Они спекулировали на мерзких инстинктах.
Когда я услышал с балкона виллы
Кшесинской заключительную фразу Ленина: «Грабь награбленное», я сказал себе,
что эти слова были словами призыва, который прекрасно будет понят народом. Рычаг
был найден. Ленин не мог представить себе более притягательную наживку [приманку], чем этот призыв,
это оправдание краж, которые исполнялись буквально.
Ощущение собственности никогда
не было стабильным в России, рабочие, за редким исключением, ничего не имели,
крестьяне владели общей землёй.
С первых дней Советской власти
кражи входят в правило и практикуются под всеми вообразимыми формами, по
большей части – это разбой, прикрывающийся коммунистической формулировкой.
Национализация имущества прежде всего шла на пользу тех, кто этим занимался: большая
часть оседала в их карманах. Я вернусь к этому вопросу с примерами фактов,
когда буду говорить об ограблении нашей Миссии в Петрограде и здания, которое
она занимала.
Второй плохой инстинкт народа – ненависть – было труднее
вызвать.
Несмотря на крепостное право, о
котором он хранил ещё какую-то память, чувство мести чуждо русскому человеку.
Только постоянными предательскими [вероломными, коварными] провокациями, бешеными призывами большевики достигли того, что смогли
разбудить демона, но и это было временно. Только с установлением институции
революционных трибуналов террор принял организованный характер, если можно так
назвать сеть доносов, абсурдности и преступлений, которые превосходят всё то,
что фантазия может только придумать.
Встаёт один вопрос. – Каким
образом большевицкий режим смог так организоваться, выдержать до наших пор
внутреннее и внешнее сопротивления, голод и обрушение всего и всех.
Что явилось тем элементом,
который его сцементировал, в то время, что русский народ на это не способен?
Прежде, чем обличить этот
элемент, я должен сказать, что никогда до двух последних лет я не думал, что
мне придётся сказать то, что говорю сейчас:
Этим элементом были польские
евреи и евреи из всех провинциальных местечек, в которых они удерживались. С первых дней революции
они тысячами обрушились на центры.
Преследуемые старым режимом,
презираемые народом, они пришли с твёрдой целью мести за вчерашнее унижение и с
целью любой наживы за счёт других.
Просмотрите имена руководителей
большевиков. Под русскими именами вы не найдёте никого, кроме евреев;
Троцкий-Бронштейн, Зиновьев-Апфельбаум, Стеклов, Луначарский, Урицкий,
Володарский, всё это семьи, в которых нет ничего русского. Единственным
исключением являются Ленин и Чичерин.
Если спустимся ниже, то увидим,
что все сколько-то важные комиссары – евреи, что все денежные посты заняты ими.
Как я сказал в самом начале,
нужно разделять ответственность. Я совершенно не хочу освободить русский народ
от ответственности за преступления, которые он совершил, но я должен отметить,
что прежде всего он был инструментом, а затем жертвой людей без родины, без
веры и без закона.
Они единственные, кто
воспользовался смутой для присвоения богатств страны. Только они обогатились во
время революции, которая разорила рабочих так же, как и капиталистов, крестьян,
как и землевладельцев. Это об этой опасности я хотел бы предупредить моих
соотечественников. Благодаря Богу, по моему приезду в Биль [город в Швейцарии,
он же Бьен, кантон Берн – В.С.] я мог
констатировать, что швейцарский патриотизм, в самом лучшем смысле, не пустое
слово. Я надеюсь, что так называемые социалисты и интернационалисты,
руководимые большевиками, не примутся за него. Я считаю, однако, что правдивое
свидетельство того, что происходит в России, полезно, и я собираюсь его
продолжать.
26 июня 1920. Газета Feuille d'Avis Lausanne, («Лист мнения Лозанны»)
Жизнь в России
-----------
Записки одного репатриированного
II
Все те, кто жил в России, знают
важность, придаваемую еде. Русские кухня и гостеприимство были теми
лабораториями, в которых формировались самые стойкие катары желудка. Нехватка
продовольствия 1917-18, голод 1919-20 произвели некоторый непредвиденный
эффект. Ожирение, катары и все болезни, с ними связанные, исчезли. В то же
время в организме выработалась большая сила сопротивления к желудочным
инфекциям. Эпидемия холеры 1918 года не получила распространения гораздо больше
по этой причине, чем благодаря принятым санитарным мерам, которые по большей
части оставались невыполненными. Я вынужден сказать, что сила сопротивления,
привязанность к жизни увеличивались по мере расширения круга опасности. Но, к
сожалению, это применимо только к тем людям, у которых физическое состояние
преобладает над моральным, всё было наоборот у интеллектуалов.
Не надо забывать, что голод сопровождался
изнурительной и бессмысленной работой, продиктованной властью, мстящей тем,
которые остались у них под рукой, за тех, которые от них ускользнули.
Результатом всего этого стали моральная депрессия и огромная смертность среди
элиты и интеллигенции.
За зиму 1919-20 в Петрограде
умерло 70 профессоров университета, Академии и институтов, большое число
известных художников, скульпторов и архитекторов. Но больше, чем голод, этому
способствовала картина окружающего морального разложения, повторяющиеся аресты,
злоключения всех видов.
Только в январе 1920 профессор
Ферсман [1] и известный писатель Горький
получили от правительства разрешение на специальный рацион питания для
ученых. До тех пор последние относились к категории, которая не ела. Дневной
рацион состоял из 20 ливров хлеба, 10 ливров мяса, 2 ливров сахара, 1 ливра растительного
масла, 1 ливра табака, немного мыла и несколько коробков спичек. В то же время
открыли дом отдыха, в котором наиболее ослабевшие могли найти немного тепла и
света. Для этого был использован дворец бывших великих князей Бориса и Кирилла.
Никогда мне не забыть
спектакль, который представляли собой ученые, по большей части европейской
величины, с землистым цветом лиц часами терпеливо ожидающие, когда выдадут их
недельный рацион. Затем они грузили его на маленькие детские санки и везли
домой, тяжело волоча ноги, поминутно останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
Для большинства из них эта
подачка пришла слишком поздно. Известный русский скульптор Залеман [2] впал в
непредставимую нищету. Его друзья добились для него заказа от большевистского
правительства на исполнение статуи Урицкого. Он отказался, добавив, что не
является скульптором животных. Он умер вскоре от голода, также как и его брат
[3] , незадолго до смерти потерявший рассудок. Профессор Капустин [4] был найден замерзшим, завернутым в простыни на
кровати, через три дня после своей смерти. Не найдя никого для помощи в
похоронах профессора Иностранцева [5], его вдова с дочерью погрузили тело на
маленькие санки, чтобы отвести на кладбище, но им не хватило сил. Труп оставили
на пороге церкви до тех пор, пока один из ассистентов профессора не пришёл им
на помощь.
Этот ассистент рассказывал, что
гроб был слишком короткий, одна доска выломана и ноги скончавшегося торчали в
отверстии.
Люди, умершие в больницах, не
имели гробов. Я участвовал в погрузке трупов на платформу поезда. Их брали за
голову и за ноги и укладывали, как дрова. Этот спектакль имел место три раза в
неделю с 4 до 5 часов утра перед больницей. На кладбищах индивидуальные могилы
были заменены общими рвами. Несмотря на эти меры, часто случалось, что трупы
оставались незахороненными по несколько дней. Известный психиатр Бехтерев [6] в одном из своих отчётов Медицинской
академии оценил смертность в декабре 1919 г. в 75,000 человек.
Я видел целые семьи, умершие в
течение нескольких дней в условиях, которых мне никогда не забыть. Однажды меня
позвали в семью знакомых, попросив прихватить свечу или лампу, ввиду полного
отсутствия освещения.
Дверь в квартиру была открыта.
В первой комнате сквозь мерцающее свечение малюсенькой свечи проступали
очертания гроба, в котором лежала маман. В следующей комнате я наткнулся на
труп сына, лежащий на паркете. В этот самый день он прочесал весь город в
поисках гроба для матери. Вернувшись, он уложил мать в последнее убежище и на
этом силы его исчерпались. Недалеко от него на канапе лежала сестра в состоянии
нервного криза, который я не в силах описать. Она умерла неделю спустя.
Подобные случаи происходили сотнями. Когда-то они впечатлили бы весь город, но
теперь проходили незамеченными или оставляя нас безразличными. Эмоциональная
вместимость имеет свой предел, который уже давно был превзойдён.
Удивительно, что при всём
кошмаре люди упорно делали свою обычную работу. Они казались машинами, которые,
будучи однажды запущены, не могли больше остановиться, по крайней мере до тех
пор, пока движущая сила не истощится. Ученые продолжали работать, артисты
создавали свои произведения, но все результаты несли на себе печать окружения,
в котором были созданы. Часто я не знал, должен ли я был смеяться или плакать,
глядя на результаты.
Мне хочется, однако, верить,
что определённые научные работы не будут потеряны для будущего, как например,
исследования над производительными силами в России, предпринятые Академией
наук. Эта гигантская работа, пропорциональная протяженности России, проводилась
в условиях самой жутчайшей нищеты. Те, кто умер при исполнении своих
обязанностей, достойны быть включёнными в список мучеников науки. Большую
ценность представляют также наблюдения, собранные медиками больниц. На этот
счёт надо заметить, что, несмотря на отсутствие основных медикаментов,
невозможность для пациентов следовать диетам, много сложных операций на
кишечнике заканчивались успешно. Из этого я делаю вывод, что человек во время
изобилия потребляет в три раза больше еды, чем ему нужно, и что постепенное
голодание во многих случаях является лекарственным средством. Из этого же
опыта, можно выступить в защиту вегетарианства, меня не удивит, если оно станет
универсальным режимом будущего.
В первые месяцы революции
научные и другие учреждения, избавившись от преград старого режима, встали на
путь реорганизации, но с приходом к власти большевиков наука и искусство были
объявлены буржуазными и вызывающими подозрение, если только они не были
«пролетарскими».
То, что следовало понимать под
этим определением, применяемым к науке и искусству, осталось загадкой для всех,
начиная с тех, кто сам запустил его в повестку дня.
На
практике от ученого, профессора, артиста требовалось исполнение той же тяжёлой
работы, что и остальным, при отказе им в правах пролетариата. В то время, как
последние, при полном отсутствии образования, заседали в советах и диктовали
самые нелепые постановления, элита профессоров, преподавателей и учительниц
продавливали [ ?ломали] баржи на Неве, разгружали и грузили на телеги дрова, выполняли
работу абсолютно сверх своих сил. Добавьте к этому, что все были плохо обуты и
их ноги были в ледяной воде. В первое время большевизма самые грязные и тяжелые
работы предназначались для священослужителей. Это унижение, продиктованное
евреями, со временем пришло к концу. Оно вызывало опасность неизбежного
восстания.
Ф. Бирбаум
30 июня 1920. Газета Feuille d'Avis Lausanne, («Лист мнения Лозанны») Лозанна (Швейцария).
Жизнь в России
-----------
Записки одного репатриированного
III
Чтобы не умереть с голода,
существовало два способа. Первый заключался в том, что следовало поступить на
службу в Советы, если возможно, в Красную армию; второй – спекулировать всем,
что попадало под руку. Чаще приходилось использовать оба способа, чтобы достичь
указанной цели.
Посмотрим сначала на общепит:
дневная норма состояла из пол-фунта хлеба и двух тарелок супа. Под названием
суп подразумевался кипяток с несколькими листьями капусты, плохого качества и
несколькими зернами, настолько редкими, что можно было их пересчитать. В
нормальных условиях этот суп был бы несъедобным. Его приносили домой, добавляли
немного всего, чтобы сделать его съедобным. Эти две тарелки супа были для всех
обед и ужин. Рабочие и служащие советов получали дополнительно две ложки каши с
несколькими каплями растительного масла или кусок селёдки и фунт, вместо
половины, хлеба.
Для брамина, погружённого в
созерцание, возможно, это превосходит необходимое, но работающий человек не
может выдержать такой режим. Он вынужден покупать какую-то еду по спекулятивной
цене. Привожу примерные цены:
Хлеб – фунт 300 рублей
Сало или масло « 3000
«
Конское мясо « 700
«
Телятина и свинина « 1600
«
Сахар « 3000
«
Молоко, разбавленное водой, 300
рублей бутылка
Различные крупы от 250 до 500
рублей фунт
Картофель « 200
«
Капуста « 150
«
Сельдь, сухая рыба [вобла] 300 – 500 за штуку.
Для того, чтобы быть в
состоянии передвигать ногами, в день нужно тратить по меньшей мере 1000 рублей.
Я опустил чай и кофе, которые
можно заменить горячей водой. В то же время нужно во что-то одеваться и
обуваться, но это уже люкс, который доступен только комиссарам и крупным
спекулянтам.
Одна пара туфель стоит
40 000 рублей, костюм от 50 до 75,000 рублей.
Вот примерный бюджет:
Рабочий получает в зависимости
от тарифа [зарплаты?] от 4 до 15,000 рублей в месяц, преподаватель от 5 до
7,000. Суммируя различные должности, последний может достичь заработка в 20 -
25,000 рублей в месяц.
Было бы совершенно невозможно
объяснить подобное существование без этих двух возможностей, о которых я
говорил ранее – спекуляция и служба в Красной армии. В первом случае, при
некоторой сноровке можно зарабатывать 1000 рублей в месяц и больше, но
существует риск заключения в тюрьму и ссылки на каторжные работы. Всякая купля
и продажа рассматриваются как спекуляция.
Чтобы служить в Красной армии,
совершенно не нужно быть солдатом. Достаточно занять связанную с ней должность,
например, давать уроки гимнастики, музыки, рисунка или другие в военной школе.
Эти должности дают право на специальный паёк, который уравновешивает бюджет.
Есть и ещё один способ, о
котором я чуть было не забыл: стать коммунистом. У коммуниста привилегий до
бесконечности, начиная с льгот [иммунитет, защищённость?] и кончая кухней.
Только благодаря этому у партии появились последователи. Что же касается долга,
требуемого коммунизмом, все, кто вступил в партию из выгоды, смогут найти
возможность его избежать. Кухни коммунистов снабжаются по-другому.
Все продукты, конфискованные на
рынках или у частников проходят через их руки и чаще всего в них и оседают.
Однажды мне повезло меня угощали в коммунистическом клубе. Мне подали густой
мясной суп с картофелем, кусок варёного мяса, тарелку овсянки с растительным
маслом. Всё это сопровождалось куском хлеба в один фунт. Весь этот день я не
чувствовал голода. И это был только обед. На ужин то же меню.
«Кто не работает, тот не ест» -
это напыщенная фраза, предпочитаемая коммунистами. Как во всём, что они говорят
и производят, это в точности наоборот тому, что происходит. Комиссары,
коммунисты, за редким исключением, не работают, но едят за тридцатерых по
крайней мере. Возникает вопрос, сможет ли большевизм всегда кормить своих
«коммунистов». В случае, если «партия» увеличится в числе, пайки сократятся и
тогда, честное слово, «коммунисты» резко потеряют свои убеждения.
Россия почти не экспортировала
пшеницы в течение пяти лет. Что случилось с богатым урожаем 1917? Люди,
достойные доверия, и коммерческие эксперты неоднократно мне подтверждали, что в
Самарской, Симбирской губерниях и в Сибири урожай 1917 и 1918 был даже не
тронут.
Хотя транспорт совершенно
дезорганизован, в то же время я не думаю, что этой причины достаточно, чтобы
объяснить нехватку хлеба в больших городах. Большое количество пшеницы было
скрыто от конфискации советов и осталось в руках спекулянтов.
У меня также есть несколько
причин думать, что голод до какого-то определённого предела был предполагаем
большевистским правительством. Мучимые голодом горожане не могли думать ни о
чём другом, кроме как о добыче какой-то дневной провизии. В подобном состоянии
они не могли ни углубить свои позиции, ни организовать серьёзное сопротивление
Советам. Я часто наблюдал, что в редких случаях, когда рабочие начинали
подавать признаки недовольства, всегда находилась возможность их успокоить,
увеличивая на какое-то время их паёк или разрешая поездки в провинцию комиссий
за продовольствием. Эти разрешения были постоянной привилегией коммунистов,
давая им возможность безопасно спекулировать в большом масштабе.
Злоупотребления при
распределении пайков стали правилом. Незаконный захват пайков стал спортом и
борьбой за выживание. Некоторым удавалось собрать по три или четыре
продовольственные карточки, выполняя по три-четыре должности, каждая из которых
давала возможность получать паёк в своём учреждении. Самые разные обходы и
хитрости пускались в ход за добавочные четверть фунта хлеба в день.
Несколько статистических
проверок, кстати совершенно неполных, показали, что популяция Петрограда
уменьшилась в 1920 на 700,000 жителей, в то же время число продовольственных
карточек превышало один миллион.
Вместе с тем, хотя и очень
редко, наблюдались примеры стойкости, свидетельством тому один комиссар в
Москве. Чувствуя себя плохо, он
обратился к врачу своих друзей. Последний ему сказал, что единственное
лекарство против его болезни – это повышенное питание, которое он мог получить
тем или иным путём. Он отказался, сказав, что не может нарушать правила,
которые сам же и установил для других; что плюс ко всему он имеет право на
добавочную карточку для больных. Эта карточка его не спасла.
Ф. Бирбаум
Примечания к статьям Ф.П. Бирбаума.
1. Александр Евгеньевич Ферсман (27 октября [8 ноября] 1883, Санкт-Петербург — 20 мая 1945, Сочи) —
российский и советский минералог, кристаллограф, геохимик, профессор, академик РАН (1919) и вице-президент АН СССР (1926—1929). Редактор журнала «Природа» с момента его основания (1912). Лауреат Премии
им. В. И. Ленина за научные работы (1929), Сталинской премии I степени (1942).
2.
Залеман, Гуго
Романович (Робертович) (1859—1919) — русский скульптор, профессор Академии художеств, автор множества
скульптурных работ. Родился в Санкт-Петербурге с семье известного
скульптора Роберта Карловича Залемана. В 1877 –
1884 г. обучался в Императорской Академии художеств, затем за границей. В 1889 году получил звания академика В 1890
году Залеман назначен сверхштатным адъюнкт профессором ИАХ. Имел много
учеников.
3.
Залеман
Оскар Робертович
(1857 – после 1918). Брат скульптора Гуго Залемана. Учитель древних языков 1-ой
СПб гимназии
4. Капустин Михаил Яковлевич (1847/1848—1919) — русский учёный и общественный деятель, доктор медицины,
профессор гигиены Варшавского и Казанского университетов, депутат II и III Государственной
думы Российской империи. Cын старшей сестры Д. И. Менделеева, брат Ф. Я. Капустина. В III Государственную думу, он возглавил
парламентскую фракцию октябристов. На заседаниях Думы высказывался против разжигания классовых
противоречий, за сохранение религиозно-нравственных основ русской жизни, за
что В. И. Ленин именовал М. Я. Капустина заядлым контрреволюционером. Скончался в Петрограде 17 декабря 1919 года.
Похоронен на кладбище Александро-Невской
лавры.
5. Иностранцев Александр
Александрович (1843, Санкт-Петербург — 31 декабря 1919, Петроград) — русский геолог, профессор Санкт-Петербургского
университета, член-корреспондент
Петербургской Академии наук (с 1901). Один из основателей и председатель (с
1888) Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Член целого
ряда геологических, минералогических, антропологических и прочих обществ в
России и за рубежом. Действительный статский советник. Жена — Иностранцева Мария Федоровна,
урожденная Ореус (1849—17 января 1920). Сын — Иностранцев, Константин
Александрович (1876—1941) —
русский историк-востоковед
6. Бехтерев Владимир Михайлович (1857,
Сарали, Елабужский уезд, Вятская губерния - 1927, Москва, СССР) — русский и
советский психиатр, невропатолог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии и патопсихологического направления в России, академик, тайный советник, генерал-лейтенант медицинской службы Русской императорской армии. В 1907 основал
в Санкт-Петербурге Психоневрологический
институт — первый в мире научный центр по комплексному изучению
человека и научной разработке психологии, психиатрии, неврологии и других
«человековедческих» дисциплин, организованный как исследовательское и высшее учебное заведение, ныне носящее имя
В. М. Бехтерева.
Feuille d'avis de Lausanne — ((«Лист мнения Лозанны»)), среда, 23 июня 1920 г.
Еврейство и большевизм
Нам пишут:
В субботнем
выпуске вашей газеты на стр. 18 вы опубликовали два письма, пронизанных
ненавистью к еврейскому народу, посредством которых ваши корреспонденты
стремятся внушить мысль о том, что принадлежность к еврейской религии/культуре
и большевизм являются синонимами. Вы виновны в распространении доктрины
антисемитизма, представляя вашим читателям фразы типа: «все это еврейство,
которое в настоящий момент удерживает в Восточной Европе рекорд по жестокости»
или «этот слой общества - польские евреи» или «посмотрите внимательно на
большевистских вождей – только евреев вы там и найдете» или «все сколько-нибудь
значимые комиссары являются евреями».
Евреи в России,
в первую очередь, являются российскими жителями, они были разделены на классы
буржуазии и рабочих, как и во всех остальных странах. Тот факт, что среди
российских евреев имеется такое количество большевиков, доказывает, что
наибольшая их доля относилась к пролетариату, что прежний режим жестоко и
безжалостно преследовал их. Вам стоит только вспомнить об особых, направленных
против них законах, и о массовых убийствах, так называемых «погромах». Богатые
евреи России, такие как Гинцбурги, Коски [не удалось
идентифицировать персону – В.С.] и все остальные
крупные коммерсанты и промышленники, определенно не являются большевиками.
Банкиры,
коммерсанты и землевладельцы Лозанны и Швейцарии в целом, а также Франции, Англии,
Америки, Италии, Германии и т.д. определенно не являются ни большевиками, ни
даже умеренными социалистами. Они являются индивидуалистами. Они хотят
сохранить все, что приобрели и чем владеют.
Евреи, такие как
Ротшильды из Лондона, Парижа, Франкфурта и Вены, не испытывают симпатии к
большевистской системе. Господ Ллойд Джорджа и Миллерана в настоящий момент
принимает у себя в особняке Лимпн, недалеко от г. Хайт, сэр Филип Сассун, английский еврей, который
определенно не является большевиком. Лучшим другом Ллойд Джорджа является Руфус
Айзекс, главный судья Англии, бывший послом с особыми полномочиями в Америке во
время войны, также чистокровный еврей. Герберт Сэмюэл, бывший министр
внутренних дел, сэр Альфред Монд, министр общественных работ, и многие другие
английские евреи, входящие в правительство, не являются большевиками. Во Франции министр финансов Клотц, бывший
секретарь г-на Клемансо во время войны Ж. Мандель, прославленный журналист
Жозеф Рейнах – евреи. В Италии, бывшие министры финансов Луццатти и Соннино –
евреи. В американском правительстве есть Барнч
[Неизвестная персона. На тот момент в Кабинете Вудро Вильсона такая фамилия
не встречается – В.С.] другие.
Крупнейшие финансисты, такие как Кун, Лоеб, Шифф, Аппенхайм и др. – евреи.
Министр иностранных дел Бельгии Иманс – еврей. В Германии, крупные банкиры,
коммерсанты и промышленники – евреи. Не думаете ли вы, что хотя бы один из них
является большевиком?
Не думаете ли
вы, что им хотелось бы, чтобы у них отобрали их состояние, а их самих истребили,
как в России? Будьте же логичны и справедливы!
Для того, чтобы
избежать революций и большевизма, необходимо, чтобы люди, обладающие властью и
богатством, участливо выслушивали жалобы рабочих и бедняков и изменяли к
лучшему их судьбу прежде, чем эти последние дойдут до отчаяния.
В Германии
сторонники пангерманизма, юнкеры, кайзеристы, граф Ревентлов в газетах «Дойче
тагес цайтунг» и «Теглише рундшау» стремятся доказать, что евреи
несут ответственность за войну, что они все стали миллионерами, что они
исключительно из своих корыстных интересов подчиняют себе народ посредством
денег в то время, как наши корреспонденты Бирбаум и Людовиг, оба, разумеется,
немцы по происхождению, пытаются
продемонстрировать, что напротив, все евреи – это санкюлоты, и быть евреем – это ни что иное, как быть
большевиком, социалистом, коммунистом и всем что есть плохого в мире.
Меня удивляет,
что вы, имея такое количество читателей и клиентов-евреев, предоставляете свою
газету для публикации клеветнических измышлений и оскорблений в адрес
еврейского народа. Надеюсь, что вы, по меньшей мере, опубликуете и мой протест
против этой диффамации.
Некий английский
еврей
