Рупасов

Рупасов А.И., доктор исторических наук,

Скурлов В.В., кандидат искусствоведения

Агафон Карлович Фаберже в воспоминаниях Имре Вайда.

      Кто такой  Агафон Карлович Фаберже (1876-1951), филателисты знают не понаслышке. В энциклопедии Финляндии (1966) указано,  что придворного ювелира Агафон Фаберже большой знаток в области филателии, обладал самой большой коллекцией русских, финских и польских почтовых марок.

      А кто  такой Имре Вайда. Интернет дает д-ра Имре Вайду (1900-1969), ученого-экономиста, руководителя венгерского Госплана. Но это не тот Вайда. Наш Вайда – известный шведский филателист, президент фирмы в Стокгольме (president of Harry Wennberg Stamp company, Stockholm), тоже известная личность. В частности прославился разоблачением в конце 40-х гг. прошлого века известного итальянского поддельщиика почтовых марок Сперати.  В те же годы Имре Вайда посещал Агафона Фаберже в Финляндии, благо это недалеко от Швеции. Об этом можно с уверенностью сказать, потому что в своих записках Вайда  напоминает о «последнее встрече». Шведский филателист назвает Агафона Фаберже «моим другом», что очень важно, потому что у Агафона в эмиграции практически не осталось друзей. Что это за «записки»?  Речь идет о  статьн И. Вайды в швейцарской «Бернер брифмаркет-цейтунг», № 12, 1958 (Бернская филателистическая газета), обнаруженная В.В. Скурловым  в Архиве Татьяны Фаберже и опубликованая в книге «Фаберже и петербургские ювелир» в 1997 г.  В том же Архиве Татьяны Фаберже обнаружено письмо Евгения Карловича Фаберже (1874-1960) Татьяне Борисовне Фаберже (матери Татьяны Федоровны ), жене своего  племянника Федора,  из Парижа, отправленное осенью 1959 г., где говорится об обстоятельствах появления этой статьи:

       «В среду я (Евгений Фаберже – В.С.)  получил письмо от мне неизвестного Eric Mehnert-Frey, из Цюриха, который с Тобой и Толей познакомился,  и будто хорошо был знаком с Агафоном, моим братом и будто жил в Левашово, но странно, мне его фамилия даже неизвестна. Просит сообщить ему о левашовских жителях: это я охотно исполню, хотя знаю только о семье Трейберг и Гутхейль. Он писал мне по-французски, но я отвечу по-немецки. Он очевидно тоже был филателистом, т.к. прислал одну страницу № 12 Berner Briefmarken Zeitung oт декабря 1958 г.со статьей Dr.Imre Vajda, под заголовком Agathon Faberge - In Erinnung; нечто вроде некролога, Очень  мило, хотя с небольшими неточностями, написано. Если это Толю (домашнее имя Федора Фаберже – В.С. )интересует, могу прислать, а то в Женеве найдется у кого-нибудь, кто марочник».

    Вот с сокращениями текст той статьи д-ра Имера Вайда, посвященной Агафону Карловичу Фаберже.

«Все, кто посвятил себя филателии и посвятил так страстно, что, собирая объекты своего увлечения, не считается с их реальной стоимостью, часто витают в облаках. Типичным примером этому является Агафон Фаберже, он жил в одном из трех кругов, окружающих мир мечты.

    Он рассказывал мне однажды, что вся семья часто годами работала с лупой в глазу, тончайшими инструментами, чтобы выполнить какой-нибудь каприз ве­ликого князя.

      У Агафона Фаберже был загородный дом в Левашове, на границе с Фин­ляндией, где каждая комната (а некоторые из них имели размеры бального зала) была оформлена в стиле какой-нибудь эпохи: с мебелью, картинами и другими произведениями искусства данной эпохи. Большие железные ворота, тоже произведение искусства, были всегда открыты как символ гостеприимст­ва хозяина виллы. Эту картину завершали роскошная яхта, лошади, леса, полные дичи, где иногда раздавалось улюлюканье охотников. Фаберже был последним гранд-сеньором из среды буржуазии настоящего русского стиля.

    Но вот пришел конец царствованию последнего русского царя, и к власти пришли большевики. Агафон был брошен в тюрьму, затем бежал по льду Финского залива и был даже легко ранен. Один из фантастических представи­телей старой России бежал в Финляндию, страну трезвой реальности.

     Агафон был маленького роста, с овальным черепом, тонкими чертами лица и седыми волосами. Глубоко посаженные голубые глаза искрились юмором. Маленький рот с тонкими губами сочетался с тонкими руками художника. Я, как прикованный, следил за игрой его элегантных пальцев, занимались ли они работой или брали почтовую марку. Он владел европейскими языками, голос был мягкого тона, свойственного славянам. Как часто я прислушивался к этому волшебному голосу, когда мы беседовали об искусстве, филателии и о событи­ях в мире, в то время как на столе мерцал голубой огонек под самоваром, а за окном были светлые сумерки северной летней ночи.

     У Агафона был чрезвычайно красивый и правильный почерк. Он расска­зывал мне, что, сидя в тюрьме, он спас многих людей потому, что мог написать несколько сотен слов на маленьком листе папиросной бумаги, который можно было вынести незаметно. Он говорил также о своей французской крови, кото­рая проявилась в его интересе к собирательству. Своей нелогичной системой, бесконечным терпением он иногда напоминал персонаж из романов Бальзака, если не самого Бальзака. Он сам не знал, как, собственно говоря, он начал собирать почтовые марки. Может быть, началом собирательства стало то, что он имел очень большую корреспонденцию, связанную с его делом. В начале века в Петербурге сложился клуб патрициев, которые собирали только для того, чтобы собирать. К этому кругу принадлежал и Агафон Фаберже. Его учителем был Фридрих П. Брейтфус, которого теперь мало кто помнит, но о котором Фаберже всегда говорил с большим уважением. Даже Кирхнер и Шмидт, знатоки земских марок, принадлежали к этому кругу, Я видел групповой портрет этих господ: они выглядят как люди, собравшиеся на 25-летнюю годов­щину со дня окончания университета. На их собирательство повлиял образ мышления немецких филателистов, которые тогда задавали тон в филателии.

      Самым большим уловом Фаберже была так называемая корреспонденция Стерки — архив, состоящий из десяти тысяч писем из Финляндии, Скандина­вии, России и Дальнего Востока. Я не буду утомлять своих читателей перечисле­нием всеx «Финляндия 1 и 2» и всех объектов с длинными зубцами, которые имелись в этом архиве. Едва ли будет преувеличением сказать, что примерно 80% всех финских и русских редких марок прошли через руки Агафона Фабер­же. Фаберже рассказывал мне, что Кирхнер в Берлине как-то был очень взволнован и не вьщержал, показал Фаберже как большой секрет историчес­кие письма из Бордо с «Маврикием 1 и 2». Одним из великих дел Фаберже как филателиста было особое соглашение с торговцем марок Козаком во время большой распродажи коллекции Феррари. Агафон заплатил тогда Козаку 20000 зо­лотых франков, чтобы тот не покупал марки земства. Он показывал мне даже квитанцию.

     Фаберже имел в своей коллекции тысячи экземпляров первых русских почтовых марок и много первых марок старой Польши. Выставка Всемирного союза филателистов 1933 г. могла бы много рассказать об остальных его сокровищах. Его коллекция староитальянских государств принадлежала к самым лучшим. Только из креста Савояров у него было более ста штук. Невоз­можно было описать его коллекцию наборных досок почтовых марок Буэнос-Айреса и вообще Аргентины, и я должен снова вернуться к его коллекции российских марок, которая происходила из русских архивов, от пробной печа­ти до самых больших блоков. Он считал, что самая старая марка России — это так называемый «Тифлисский провизорий» 1883 г. Он сам видел только два экземпляра этой марки.

     Остальной фонд в 3 1/2 и 7 рублей без зигзага молнии, а также «Левант № 1» на мелованной бумаге попал в руки Козака. Фаберже указывает, что эта марка существует в погашенном виде. Он рассказывал мне, что почтовые служащие хотели вывести на чистую воду Козака и послали ему несколько удавшихся фальшивок (новоделов!). Его знания об этих марках, как и осталь­ные знания в этой области, действительно поражали меня. Он показывал мне снимки с изображением выставки классических немецких марок, и я вообще задавал себе вопрос, есть ли что-нибудь, чего не знал бы этот гений. Фаберже имел в своей коллекции более 3000 экземпляров «Норвегии 1» в парах, полосах и т. д. Однажды он владел даже знаменитым большим блоком. Из марок Нового Южного Уэльса и прежде всего из марок Сиднея у него было фантастическое количество роскошных экземпляров. Вопреки всяческим предположениям, он не собирал никаких марок швейцарских кантонов. Между прочим, я хотел бы упомянуть, что царь собирал только пробные отпечатки Романовых.

     Собрание марок земства и Финляндии было совершенно уникальным. Коллекция Финляндии стала жертвой Второй мировой войны и была полнос­тью разрознена в Лондоне. В качестве задатка Фаберже получил 18000 фунтов стерлингов. Недавно в частных переговорах была предложена к продаже часть коллекции земских марок за 8000 фунтов.

    Так замкнулся второй круг мечты!

    «Но что думать о прошлогоднем снеге», — сказал, вздыхая, Фаберже. Марки земства были дороги моему другу Агафону Фаберже. Вместе с инжене­ром Шмидтом он исследовал эти джунгли, к сожалению, завершил работу только «маленький Шмидт», вместе они дошли до середины алфавита. Марки земства были внесены однажды в каталог Гиббона; другие коллекционеры питают к ним большой интерес. Каталог марок земства Советского Союза, составленный неким Чучиным, чиновником, а не филателистом, — это только бледная тень упомянутого ранее труда.

      Марки земства имели хождение только в пределах отдельных районов старой России, от Лужицких сербов (Имре Вайда имел в виду Лужений уезд Петербургской губернии. — Ред.-сост.) до Урала. Почтовый сбор действовал только в пределах определенного района, если же почта отправлялась дальше, требовались официальные государственные марки. Только от Харькова до Нефтяного района в Богородске существует примерно 50 земских марок. Боль­шие коллекции марок земства состоят из тысяч различных экземпляров, не говоря уже о редкостях, существующих лишь в нескольких экземплярах. Я сам отдал дань любви этим маркам, которые как бы символизируют загадочную Россию и русский дух. Марки имеют иногда совершенно неожиданные формы и цвета. Некоторые имеют гигантский формат и светящиеся краски и представ­ляют собой изображения икон и зверей, или гротескные фигуры с абстрактной или народной символикой. Другие чрезвычайно малы, как будто создавались мелкими душонками из гоголевского «Ревизора» и украшались некоторыми буквами. Они представляют особый мир, который пугает и очаровывает.

      Агафона Фаберже больше нет. Его время в основном прошло. Он жил в прошлом и принадлежал прошлому. Он не был деловым человеком. Ему при­шлось покинуть свою похожую на дворец виллу в элегантном пригороде Хель­синки Брендо и переехать в обычную наемную квартиру. Однако сбереженные им остатки его великолепного собрания произведений искусства остались верны ему до конца. Во время нашей последней встречи он казался усталым, разочарованным и каким-то смирившимся. От коллекции марок у него остались только снимки».

       Д-р Имре Вайда в данном случае допускал ошибку в дате. 20 июня 1857 г. за полгода до выпуска общегосударственных российских знаков почтой оплаты был напечатан такой знак оплаты, получивший у филателистов громкий титул «тифлисской уники». Ее мало кому из филателистов доводилось видеть. В 1988 г. в журнале «Филателия СССР» (№ 2, 1988) была опубликована статья А. Вигилева об этой редкой марке, которая побудила сына Агафона Фаберже Олега направить в московскую редакцию письмо. Из этого письма явствовало, что его отец приобрел в свое время два экземпляра тифлисской марки. Один, самый лучший, от упомянутого Вайдой Агара Ромьяновича (Романовича)  Кирхнера, второй  - от В. Верхмейстрера. Потом,  уже в 1920-х гг., в связи с продажей коллекции Феррари ему удалось купить третий экземпляо. Марки выставлялись на филателистической выставке в Хельсинки в 1928 г. и на международной выставке WIPA  1933 г. в Автрии. Коллекция в том же году была заложена и перевезена в Лондон. Когда же началась Вторая мировая война, ее потребовали выкупить, что оказалось невозможным. В результате коллекция была продана на аукционе Хармера в Лондоне в ноябре 1939 г. 

         Филателистами были почти все члены семьи Фаберже. И сам Карл Фаберже и Евгений и третий сын Александр, руководитель Московского отделения фирмы. Коллекционированию способствовала огромная корреспонденция фирмы как  с российскими, так и зарубежными клиентами, а также наличие средств для покупки почтовых раритетов. Двоюродный племянник Карла Фаберже, академик архитектуры Карл Карлович Шмидт, помимо славы одного из основоположников петербургского модерна в архитектуре известен как выдающийся теоретик и практик  филателии. Его труд о русских земских марках считается классическим. 

   В Государственном архиве РФ нами обнаружен документ от августа 1920 г. (когда Агафон сидел еще в тюрьме в Петрограде) следующего содержания:

«Сводка Экспертной комиссии о проделанной работе на имя комиссара Петроградского отделения Наркомата внешней торговли Ф.Э.Криммера, от 21 августа 1920 года.

 «...Кроме перечисленных номенклатур товаров, на складе-выставке имеется коллекция почтовых марок (бывш. Фаберже). По поверхностному осмотру предстсвителей Музея Комиссариата Почт и Телеграфа, коллекция представляет большой музейный интерес и валютную ценность. В настоящее время проводится количественный подсчет представителями указанного музея» (ГАРФ, ф.р-6705, оп.1, д.12, л.5).

       Неясно, о какой коллекции идет речь, Агафона Карловича или Карла Густавовича Фаберже. Возможно, это филателистическая  коллекция, изъятая у Агафона Фаберже из загородного дома в Левашово осенью 1919 года.

      Филателистами были почти все члены семьи Фаберже. И сам Карл Фаберже и Евгений и третий сын Александр, руководитель Московского отделения фирмы. Коллекционированию способствовала огромная корреспонденция фирмы как  с российскими, так и зарубежными клиентами, а также наличие средств для покупки почтовых раритетов. Двоюродный племянник Карла Фаберже, академик архитектуры Карл Карлович Шмидт, помимо славы одного из основоположников петербургского модерна в архитектуре известен как выдающийся теоретик и практик  филателии. Его труд о русских земских марках считается классическим. 

     Достойным продолжателем дела отца стал Олег Агафонович Фаберже (1923-1993), выдающийся коллекционер-филателист. О себе он скромно говорил, что  «хотел только восстановить отцовскую коллекцию русских земских марок». В результате он стал обладателем одной из лучших мировых коллекций земских марок и участвовал в советских и российских (постсоветских) филателистических выставках, был в активной переписке с советскими коллекционерами. Перед смертью он завещал продать коллекцию земских марок, но не ранее, чем через пять лет. Что и было сделано на аукционе в Цюрихе в 1999 г. , был специальный аукцион с каталогом.

       В истории филателистической коллекции Фаберже еще много тайн, которые предстоит открыть новым поколения исследователей.