БОТКИН Михаил Петрович (1839-1914), живописец, коллекционер, вице-презмдент

БОТКИН Михаил Петрович (1839-1914), живописец, коллекционер, вице-презмдент Общества поощрения художеств.

Игорь ГРАБАРЬ.
 МОЯ ЖИЗНЬ
Автомонография. (Первое издание в 1940 г.)
М.: Издательство «Республика», 2001.

С.166-167:
  Переговоры с Марксом (издателем, по поводу написания «Истории русского искусства» - В.С.) были для меня прекрасным поводом начать исподволь работу в архиве Академии художеств, увлёкшую меня материалом захватывающего интереса. Я никогда раньше не подозревал, что эти скучные с виду старые бумаги, послужные списки, кляузы, метрики, прошения и резолюции на них таят в себе столь ценный и, главное, столь увлекательный материал. Вкусив от этого архивного яда, я был навсегда им отравлен. Но тут только я понял, что отказ Маркса принять мои условия был мне на пользу: рано ещё было приниматься за серьёзную «Историю русского искусства».
  Одновременно со мною и даже раньше меня в историю старого Петербурга и историю русского художества вообще пустился Бенуа, а вслед за ним и Дягилев. Тут только началась та полоса русской культуры, которую впоследствии окрестили малоговорящей, а главное, далеко не выражающей её сущности кличкой «ретроспективизм «Мира искусства».
  Первым детищем нового течения был журнал «Художественные сокровища России», редактирование которого было возложено на Бенуа. Издание журнала этого, открывшего систематическое публикование памятников искусства, накопленных веками на территории русской империи, было одним из самых блестящих дел многостороннего Бенуа. К сожалению, интриги его недоброжелателей заставили его, уже два года спустя после выхода первого выпуска, отказаться от дальнейшего редактирования, и новый редактор, профессор Адриан Викторович Прахов, сумел издать прилично только несколько выпусков, подготовленных Бенуа, изведя остальные до степени макулатуры и погубив наконец журнал. Прахов был ленив, утратив под старость свою былую подвижность, к тому же он плохо разбирался в вопросах подлинности художественных произведений, опубликовав множество заведомых подделок, вроде перегородчатых эмалей из собрания М.П.Боткина. Последний вёл свою интригу против Бенуа, ненавистного ему так же, как и весь «Мир искусства».
  Михаил Петрович Боткин был одной из самых ярких фигур старой Академии, сохранившей влияние в различных художественных организаций Петербурга и после реформы Академии, хотя сам он в Академию не попал. Бездарный художник, не умевший ни рисовать, ни писать, он благодаря своему богатству и связям ещё со времени брата «испанца», Василия Петровича Боткина, и брата лейб-медика, Сергея Петровича, а главным образом благодаря близким отношениям к Александру Иванову, по старой памяти, всегда и всюду выдвигался на первое место. Он был бессменным членом всевозможных жюри, тормозя дело пополнения музеев произведениями хороших художников.
  С внешней стороны он был похож на лукавого московского подъячего XVII века, какими мы их обычно рисуем: с жидкой монгольской бородкой, монгольскими маленькими глазами и преувеличенной ласковостью в обращении. При встрече он всегда обнимался и говорил какие-нибудь сахарные любезности. Так, обнимая того же Бенуа, которого ненавидел, считая самым отъявленным декадентом, он сладко и вкрадчиво говорил, захлебываясь от счастья обнимать такого талантливого художника:
  - Дорогой мой, какой же вы талантливый и как же я вас люблю.
  Это был предатель по природе, изменник по страсти, интриган по культуре.
  Как известно, Александр Андреевич Иванов, приехав со своей картиной «Явление Христа народу» из Рима в Петербург, остановился у Боткина в его особняке на углу 18 линии и набережной Васильевского острова. Боткину было тогда девятнадцать лет, и он познакомился с Ивановым, будучи в Риме. Вскоре по приезде в Петербург Иванов умер у него в доме от холеры, как тогда говорили… Когда к нему явился брат покойного, Сергей Андреевич, то оказалось, что все лучшие ивановские этюды уже были собственностью Михаила Петровича, которые он не то получил в подарок, не то взял в счёт каких-то денег, переданных покойному будто бы ещё в Риме, а затем и в Петербурге. Мягкому Сергею Андреевичу ничего не оставалось делать, как примириться с фактом потери, что ему было горько, ибо он решил пожертвовать всё собрание этюдов и картин в какой-нибудь музей, не распыляя их.
  Бенуа плохо верил в официальную причину смерти Иванова. Хорошо зная фантастическую фигуру Боткина, недаром прозванного Шуйским, он полушутя-полусерьёзно говорил, что «холера» выдумана Михаил Петровичем м бедный Александр Андреевич умер не своей смертью. 
  И действительно, собственные рассказы Боткина о происхождении его знаменитой коллекции произведений эпохи Ренессанса, слышанные мною от него лично, в Москве, у Остроухова, в присутствии лиц ещё живущих и сейчас, могут дать повод к самым мрачным гаданиям. Из этих рассказов одним из самых колоритных и поистине потрясающих был рассказ о систематическом выкрадывании Боткиным у Демидовых Сан-Донато из подвалов их флорентийского замка скульптур величайшей ценности. Всё это совершалось в течении ночи при содействии княжого садовника, хорошо оплаченного вором, с почётом принимавшимся хозяином в дневные часы.
  Боткину доставляло физическое наслаждение вливать ложку дёгтя во все бочки с мёдом, стоявшие на его дороге и почему-либо ему мешавшие. Не было такого хорошего и большого художественного предприятия, которого он не стремился было сорвать. Делал он это столь мастерски, что его участие в очередной «пакости» не легко было установить: о нём больше догадывались. В частности, по его доносу градоначальнику была накануне открытия запрещена замечательная выставка произведений старых мастеров в залах «Общества поощрения», организованная журналом «Старые годы». Тогда-то у барона Н.Н.Врангеля, главного устроителя выставки, не выдержали нервы, и он дал скверному старику пощёчину.
  Журнал «Художественные сокровища России» был официальным изданием «Общества поощрения художеств», одним из влиятельных членов которого был Боткин. Избрание вместо Боткина Прахова обеспечивало опубликование его перегородчатых эмалей, в подлинности которых давно уже высказывал сомнение Н.П.Кондаков. Мнение последнего значительно позднее, уже во время революции, удалось подтвердить и обосновать путём экспертизы, не оставившей сомнения в поддельности боткинской коллекции. (ЗНАЧИТ, ГРАБАРЬ ЗНАЛ ОБ ЭКСПЕРТИЗЕ БИРБАУМА?-В.С.)
  Самому Прахову также улыбалась перспектива его редакторства: ему надо было опубликовать и свою коллекцию рисунков старых мастеров, репутация которых была также подмочена, ибо среди них было немало ложных атрибуций и прямых подделок.