Валерий
Сандлер, журналист. WalledLake,
Michigan.
Мичиган, США.
Язык
родной, страна чужая. Русское Зарубежье в портретах и диалогах.
Стр.
169 - 178.
Татьяна
Фаберже (Франция). Не только славой прадеда….
В
моей жизни много разных интересов.
К сведению
любителей и серьезных коллекционеров:
швейцарское издательство Slatkine,
Geneva,
выпустило в свет книгу «Faberge
– ACopmrehensiveReferenceBook»
о жизни и работе Карла Фаберже – всемирно известного ювелира, бывшего
поставщиком Двора Его Величества, последнего императора России. У книги три
автора: Татьяна Фаберже, Валентин Скурлов и Эрик – Алан Колер. Встреча с одним
из них (а если быть точнее, то – с одной) вам, читатель, сейчас предстоит.
Татьяну
Фаберже, люди, знающие ее, называют «хранительницей памяти семьи» и это не
просто красивая фигура речи, а вполне заслуженное звание, неофициальный титул,
ибо семья основателя владельца легендарной фирмы «Faberge» оставила по себе
долгую добрую память, хранить которую – дело почетное, хотя и, скажем прямо, не
прибыльное. Только речь мы поведем не о том, как свято чтит правнучка память
прадеда, а о вещах более земных, но от этого не менее важных, и да поможет мне Skype, соединяющий американский городок WalledLake с французским
местечком Versonnex.
- Татьяна Федоровна, пока я готовился к
беседе с Вами, успел просмотреть десятки публикаций – почти во всех Ваше имя
прежде всего и главным образом связывают с именем Карла Фаберже. Словно их
авторы увидели весь смысл Вашей жизни в том, чтобы рассказывать о знаменитом
прадеде…
- Это
неверно. В моей жизни много других интересов: художественная литература, книги
по истории, мемуары; люблю читать по – английские толстые американские романы;
люблю посидеть в своем саду, общаться с цветами, деревьями, птицами, очень
люблю собак, недавно у меня появился замечательный пёс, Дикки его зовут
(свистом подзывает собаку). Дикки, ко мне!. Видите, какой красавец? Похож на
египетского бога Анубиса. Наконец, я с детства люблю рисовать, из всех техник
предпочитаю акварель, гуашь. Просто сидеть, ничего не делать – тоже приятно.
- А я бы так сидел сутками, если бы разные
дела не отвлекали. Вот сейчас сижу и внимательно слушаю, что Вы расскажете о
себе.
- Родилась
я в Швейцарии, в Женеве, 7 марта 1930 года, мне уже восемьдесят три…
- Зачем Вы прибавили себе лет десять, а то и
все пятнадцать?!
- Ну
спасибо, что видите меня моложе, чем я есть. Стараюсь возраста своего не
замечать, хотя иногда чувствую в костях, что мне, к сожалению, уже не двадцать
пять лет. Но, как видно, во мне проявились фамильные гены: мама, Татьяна
Борисовна Шереметева, прожила 82 года, ее брат Сергей Борисович умер в 96 лет.
Между прочим, они оба из Тифлиса. С детства я привыкла к обстановке, когда
вокруг много всяких разных людей. Я росла единственным ребенком. С одной
стороны, это было неплохо, а с другой – делала какие-то глупости, которые
кому-то не нравились. Обожала лазить по деревьям – не самое приличное занятие
для девочки, а мне нравилось. Мы в Швейцарии жили все вместе в большом доме в
Версуа, километрах в десяти от Женевы. Большая семья: бабушка с папиной стороны
Лидия Александровна, моя мама и папа (оба были очень красивые!), два отцовских
брата, жена одного из братьев. Бабушка, дочь купца первой гильдии Александра
Трейберга, который до революции 1917 года владел магазином «Александр» в
Петербурге, очень хорошо играла на рояле, но мои отношения с инструментом и
музыкой испортила навсегда.
- Каким образом испортила?
- Заставляла
меня играть. Преподавать не умела, но любила руководить. Для нее это было
нормально, а для меня – пыткой, только она этого не понимала. После ее смерти я
иногда садилась за рояль, пыталась играть, а никак не получалось: mentallybroke. С тех пор я просто
люблю слушать музыку: классику, джаз.
- И здесь наши с Вами интересы совпадают. А в
каком возрасте Вы осознали, что Вашей родиной стала Швейцария, хотя должна была
стать Россия? Правда, дети об этом редко догадываются.
- Меня это
никак не волновало, не имело значения в моих глазах. Я на свою жизнь смотрела…
нормально. Так было – и всё. Разве что в школе на меня смотрели немножко… с удивлением
– мол, отчего я говорю на таком странном языке: первое время у меня был ужасно
русский акцент. Для окружающих это была
какая- то экзотика.
-
Вас наверное, дразнили, клички
придумывали? Дети в школе жестоки к новичкам, особенно к иностранцам…
- Нет, я
не допускала, чтобы надо мной издевались. Тех, кто это позволял, била, даже
кусала. Я любила драться. А потом акцент пропал и всё успокоилось.
- Вы в классе была одна иностранка?
- Были и
другие. Русская – я одна. Вообще для жителей Швейцарии мы были какие-то
странные иностранцы. Дома, так как все члены нашего клана жили вместе, у нас
сложилась структура собственная. Бабушка была ужасно активная, и она, поскольку
во время бегства из России все деньги семьи пропали, а теперь нужно было чем –
то заниматься, чтобы прожить, завела куроводство: больше двух тысяч кур. Кроме
него, семья содержала PayingGuests, что-то вроде пансиона, гостевого дома.
Поблизости находилась школа, ее посещали дети евреев – беженцев из Германии, а
их родители жили у нас. Как я росла единственным ребенком, то всегда у кого –
то под ногами путалась, мешала, ведь все были заняты. Родители возились с
курами, им надо было всегда что-то делать. Когда началась Вторая мировая война,
отапливать большой дом было сложно, и мы разделились: бабушка с Игорем, братом
моего отца, и мы втроем – я, мама и папа – переехали в Женеву и там сняли
отдельные квартиры. Мама, поскольку знала несколько языков – французский,
русский, английский и итальянский, - нашла работу в ООН. Отец чинил радиоаппараты.
Вначале это было еего хобби, потом он стал этим зарабатывать. Ну а я хожу в
школу, учусь. Подросла, решила оставить учебу и пойти работать, чтобы семье
помочь. Научилась печатать на машинке, изучила стенографию. Сперва устроилась
секретарем – машинисткой в CookTravelAgency, потом узнала, что международное агенствоТheUnitedNationsWorksandReliefAgency
(UNFRA),
ищет секретаршу для своего филиала в Бейруте. Немногие были готовы туда
поехать. Ну, а я пришла, и меня взяли. Два года там проработала, потом
вернулась в Женеву.
-
Два года в Бейруте? Не встречали там человека по имени Григорий Серов?
- Нет, такого не встречала.
-
А жаль. Правнучке знаменитого ювелира Карла Фаберже и внуку великого русского
художника Валентина Серова при встрече было бы о чем поговорить. Он родился в
Бейруте и по сей день там живет. Кстати, Вы с ним почти ровесники: он всего на
год Вам младше. Наша газета недавно опубликовала интервью с ним. Но, извините,
я отвлекся, не дал Вам закончить рассказ
о своей карьере.
- Вернулась из Бейрута, поступила на работу ЦЕРН –
Европейскую организацию ядерных исследований со штаб – квартирой в Женеве. Там
собрались физики – теоретики. Меня назначили руководить секретариатом.
Проработала в ЦЕРНе тридцать восемь лет. Самые лучшие воспоминания о том
времени: приятно работать с умными людьми, а не с дураками. Но у меня еще
оставался этот дурацкий паспорт, бесподданный. Сначала был нансеновский, потом
выдали швейцарский для иностранцев, в котором приходилось проставлять визу,
даже если едешь во Францию…
-…куда
из Швейцарии можно было не ехать, а просто перешагнуть пограничную линию,
которую никто не видел…
- Да, да, да. Вот я родилась в Швейцарии, здесь
училась, но когда в один прекрасный день собралась со знакомыми поехать поездом
во Францию покататься на лыжах, то на вокзале мне отказались продать билет! Я
разозлилась и решила подать документы на швейцарский паспорт. Я получила его в
1970-м, кажется. Мой отец и мать осталисьбесподданными.
-
Интересно, почему? Не потому ли, что они, как очень многие русскиеобразно
говоря, годами «сидели на чемоданах», в полной уверенности, что вернутся в
Россию, когда рухнет власть коммунистов?
- Нет, мои родители так не сидели, они не собирались
никуда уезжать из Швейцарии, напротив – пытались строить новую жизнь на новом
месте. Отец на все смотрел прагматично. И посмеивался над теми, кто «сидел на
чемоданах». Ему было четырнадцать лет, когда он уехал из России, точнее, бежал
со своей матерью и двумя младшими братьями Игорем и Рюриком, через Финский
залив.
-
А где в это время был их отец, ваш дед Агафон Карлович?
_ Сидел в тюрьме. Его арестовали по доносу,
продержали почти год. Он был выдающимся знатоком драгоценных камней, мог
общаться с заказчиками на пяти языках. Совсем молодым стал экспертом
Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, работал в Ссудной палате оценщиком. И
большевики, когда им пришлось деда выпустить из тюрьмы, послали его на работу в
Гохран – оценивать ювелирные изделия, изъятые на фабриках и в магазинах фирмы
или реквизированные из царских дворцов и частных коллекций. Всё это они
собирались продать, а продажи не шли, так как рынок драгоценностей был в то
время переполнен. Тогда деда обвинили в том, что он завысил цены, снова
посадили, через девять месяцев выпустили. В декабре 1927 года, рискуя жизнью,
он по льду Финского залива ушел в Финляндию.
_
Удалось ему воссоединиться с семьей?
- Нет-нет-нет, у него уже была новая жена, Мария
Борзова, и четырехлетний сын Олег. Незадолго до этого дед переправил в Финляндию
через друзей и знакомых деньги и драгоценности. Многое из этих богатств
пропало, вернее, было украдено., и дед, чтобы покормить семью, постепенно
распродавал свою коллекцию редких марок, которая считалась одной из крупнейших
в мире. А его самого я никогда не видела.
-
Не сочтите за дежурный комплимент: у Вас безупречный русский язык – красивый,
правильный, какой все реже можно встретить в самой России.
- Да, это я знаю. Хотя иногда могу использовать какое-то
жаргонное словечко. До шести лет, пока я в школу не пошла, я очень много
говорила по-русски, дома этот язык оставался главным. Бабушка, она была родом
из Риги, со мной разговаривала по-немецки, от нее я это язык подхватила. В
Колах Швейцарии, помимо немецкого, изучают французский, английский и
итальянский. Итого, вместе с русским – пять языков. До сих пор ими владею.
Правда, с годами кое-что забывается, но если приеду в Германию или Италию, то
через полдня буду свободно общаться с местными.
-
Родились в Швейцарии, живете во Франции, в Ваших жидах течет кровь немцев,
датчан, итальянцев, грузин… А что в Вас русского, кроме, разумеется, языка?
- Мой дед, мамин отец, Борис Шереметев, он русский.
-
А сами себя кем осознаете?
- Все-таки, скорее русской, чем швейцаркой, хотя
имею гражданство Швейцарии.
-
Все четверо сыновей Вашего прадеда – Евгений, Александр, Николай и Агафон –
стали крупными специалистами в ювелирном деле; предводимые отцом, они
приумножали своими трудами славу России. И как же она их за это отблагодарила? Всех
заставила бежать, спасая свои жизни, оставив не только огромное количество
уникальных изделий из серебра, золота и драгоценных камней, ювелирные фабрики и
магазины, но и почти все личное имущество, солидные банковские вклады. Много ли
Вам известно о судьбе этих богатств?
- Всё имущество: здания, уникальное оборудование для
обработки драгоценных камней, запасы товаров – было национализировано,Все
капиталы конфискованы, частные банковские вклады – разворованы. Дом в Левашово
под Санкт – Петербургом, в котором жил Карл Густавович, сожгли, от него ничего
не осталось, мебель и ценности разграбили; от дома Агафона Фаберже в том же
Левашово, где мой отец родился, остались одни руины. Очень немногое из
семейного имущества удалось спасти. Сохранилось каменное здание в центре
Питера, на Большой Морской, 24. Раньше в нем находились мастерские и магазин по
продаже изделий Фаберже, наверху – квартира из пятнадцати комнат, в которой
проживала семья Карла Густавовича. Теперь там ювелирный магазин «Яхонт».
-
Ваш отец, я где-то прочитал, уже в эмиграции пробовал наладить выпуск украшений
«в стиле Фаберже»…
- Федор Агафонович пытался возродить искусство
своего покойного деда. У него ничего не вышло. Он был очень способный человек,
но без денег и довольно наивный.
-
Да и Вы сами ступили на эту стезю, потом с нее сошли. Что Вас заставило?
- Я поехала в Париж, два года изучала ювелирное
рисование, несколько лет помогала отцу как дизайнер, потом решила, что это
очень скучно и для глаз утомительно. И оставила. Мы из – за отцовской затеи часто сидели в
долгах, жить нам было довольно сложно, пока я не начала зарабатывать прилично в
ЦЕРНе. Долго ничего не хотела слышать о занятиях ювелирным делом. Но
познакомилась с петербургским искусствоведом Валентином Скурловым и решила, что
это всё – таки интересно. Сейчас, если нужно, могу нарисовать проект изделия.
-
Время от времени мы узнаем, что в чьей – нибудь частной коллекции или в музее
объявляются изделия фирмы Фаберже, долгие годы считавшиеся утерянными…
- У меня есть список изделий Фаберже, которые были
изъяты из магазинов в Петербурге и Москве. Какие-то вещи попали в музее,
сохранились, потом, когда советской власти нужна была валюта, их продавали.
Надо сказать, мало чего пропало. Одни изделия находятся в частных коллекциях,
иногда попадают на аукционы, другие еще до октябрьского переворота попали в
Москву, в Оружейную палату и там лежали спокойно. Исчезли некоторые яйца.
Может, их просто выкинули, не зная, что это такое и для чего это нужно. Думаю,
это изделия, принадлежащие вдовствующей императрице Марии Федоровне, которой во
время переворота не было в Питере и ее покои не так тщательно охранялись, в
отличие от помещений , где находились Николай II и его супруга Александра
Феодоровна.
-
Было бы несправедливо, не окажись у правнучки Фаберже какого – нибудь
украшения, выполненного прадедом. Есть ли у Вас такое?
- В основном пустяки. Ничего солидного. Не припомню,
чтобы что-то хранилось в семье, иначе это давно бы продали, потому что нужны
были деньги.
-
Ваши связи с исторической родиной – Россией: насколько они прочны и в чём
заключаются?
- У меня там много хороших знакомых, в основном это
физики, которые работали в ЦЕРНе. Многие на первых порах не имели ни
французского, ни немецкого языка, и я им помогала освоиться. У нас навсегда
сохранились хорошие отношения. Когда они приезжают во Францию – мы встречаемся;
бывая в России, я могу остановиться у кого – нибудь из них.
-
Коль скоро у Вас нет проблем с русским языком, то в России бы Вам помощников не
требовалось. Вы пользовались такой возможностью?
- Первый раз это случилось в 1965 году, мы с мамой
туда поехали по путевке по линии ООН, потом в 1982, кажется, а после
перестройки я там бывала довольно часто. Надеюсь, что – то нам вернут. В тот
первый приезд я их очень интересовала…
-
Кого это их?
- Тех, кто хотел открыть фирму по выпуску изделий с
маркой «Фаберже». Потом они увидели, что у меня нет денег . и я их перестала
интересовать. Трудно с такитми людьми что-то устроить на солидной базе. Там
постоянно что – то меняется. Но есть у меня, слава Богу, старые друзья, такие,
как Валентин Васильевич Скурлов, мы с ним до сих пор еще работаем, выпустили в
соавторстве шесть книг. Он, наверное, скоро сюда приедет, будем опять
заниматься.
-
Вы не сетуете на свою судьбу, что сложилось не в России?
- Нет, на судьбу не сетую и ни о чём не жалею. Что
было, то было, могло быть лучше, но могло быть и гораздо хуже. И мой отец на
судьбу никогда не жаловался, что всё потерял. Что он очень любил и без чего
трудно обходился – это климат Петербурга. Довольно противный, но для него
годился. Здесь, во Франции, надо сказать, климат тоже не очень хороший. Нет,
думаю, нам было бы невозможно жить в советской России.
-
Какая у Вас семья?
- Никакая. Детей у меня не было. Родители давно
скончались. Многие мои ровесники давно отправились на тот свет… У меня в доме жил
до самой своей кончины мой дядя Сергей Шереметев. Глухонемой от рождения, он
научился говорить и читать по губам, мог самостоятельно действовать. Есть кузины – дети братьев моего
отца, живут в Бразилии, иногда мы видимся; есть в Женеве кузина Тамара
Багратион – Мухранская. Более близких родственников нет.
-
Вы пенсионерка?
- Да-да-да, после тридцати восьми лет работы в ЦЕРНе
получила хорошую пенсию, могу на неё спокойно жить.
-
Что в Вашем случае означает «спокойно жить на пенсию»? Можете, к примеру,
позволить себе дальние поездки?
- Безусловно, могу. Я езжу, когда и куда захочу.
-
И много у Вас свободного времени?
- Немало. Но я всегда нахожу, чем его занять.
-
Вы на меня не в обиде за то, что я мало Вас спрашивал о прадеде?
- (Рассмеялись). Мне он надоел! Шучу я, конечно.
Просто иногда бывает жаль, что некому написать о моей родне с материнской стороны.
Мой далекий предок, боярин Борис Петрович Шереметев воевал под Петром, имел чин
генерал – фельдмаршала, подавил мятеж стрельцов в Астрахани, за что был
императором возведен в графы. Такой же титул мог получить его младший брат
Федор Петрович, но отказался, заявил: «Я старый боярин, не хочу быть молодым
графом». Моя бабушка по материнской линии – княжна Елизавета Александровна
Багратион –Мухранская; ее родители – потомки двух старинных грузинских родов:
Тархан –Моурави и Джамбакуриан - Орбелиани. Моя тётя Татьяна Константиновна Багратион
– Мухранская, в девичестве Романова, дочь Великого князя Константина
Константиновича, пока жила в пригороде Женевы, часто у нас бывала. Вторично
овдовев, она в 1946 году приняла монашеский постриг, взяла имя Тамара – в
память о царице Тамаре, чьим потомком был ее первый муж, Константин Багратион –
Мухранский, уехала в Иерусалим и тридцать три года, пока была жива, была игуменией Елеонского монастыря….
-
Татьяна Фёдоровна, почему бы Вам не сесть за мемуары и самой рассказать о
предках Шереметевых подробно, обстоятельно? Вы не думали об этом?
- Пока нет.
