Татьяна Фаберже (Франция). Не только славой прадеда….

Валерий Сандлер, журналист. WalledLake, Michigan. Мичиган, США.

Язык родной, страна чужая. Русское Зарубежье в портретах и диалогах.

Стр. 169 - 178.

Татьяна Фаберже (Франция). Не только славой прадеда….

В моей жизни много разных интересов.

   К сведению любителей и серьезных  коллекционеров: швейцарское издательство Slatkine, Geneva, выпустило в свет книгу «Faberge – ACopmrehensiveReferenceBook» о жизни и работе Карла Фаберже – всемирно известного ювелира, бывшего поставщиком Двора Его Величества, последнего императора России. У книги три автора: Татьяна Фаберже, Валентин Скурлов и Эрик – Алан Колер. Встреча с одним из них (а если быть точнее, то – с одной) вам, читатель, сейчас предстоит.

       Татьяну Фаберже, люди, знающие ее, называют «хранительницей памяти семьи» и это не просто красивая фигура речи, а вполне заслуженное звание, неофициальный титул, ибо семья основателя владельца легендарной фирмы «Faberge» оставила по себе долгую добрую память, хранить которую – дело почетное, хотя и, скажем прямо, не прибыльное. Только речь мы поведем не о том, как свято чтит правнучка память прадеда, а о вещах более земных, но от этого не менее важных, и да поможет мне Skype, соединяющий американский городок WalledLake с французским местечком Versonnex.

    - Татьяна Федоровна, пока я готовился к беседе с Вами, успел просмотреть десятки публикаций – почти во всех Ваше имя прежде всего и главным образом связывают с именем Карла Фаберже. Словно их авторы увидели весь смысл Вашей жизни в том, чтобы рассказывать о знаменитом прадеде…

   - Это неверно. В моей жизни много других интересов: художественная литература, книги по истории, мемуары; люблю читать по – английские толстые американские романы; люблю посидеть в своем саду, общаться с цветами, деревьями, птицами, очень люблю собак, недавно у меня появился замечательный пёс, Дикки его зовут (свистом подзывает собаку). Дикки, ко мне!. Видите, какой красавец? Похож на египетского бога Анубиса. Наконец, я с детства люблю рисовать, из всех техник предпочитаю акварель, гуашь. Просто сидеть, ничего не делать – тоже приятно.

   - А я бы так сидел сутками, если бы разные дела не отвлекали. Вот сейчас сижу и внимательно слушаю, что Вы расскажете о себе.

   - Родилась я в Швейцарии, в Женеве, 7 марта 1930 года, мне уже восемьдесят три…

  - Зачем Вы прибавили себе лет десять, а то и все пятнадцать?!

  - Ну спасибо, что видите меня моложе, чем я есть. Стараюсь возраста своего не замечать, хотя иногда чувствую в костях, что мне, к сожалению, уже не двадцать пять лет. Но, как видно, во мне проявились фамильные гены: мама, Татьяна Борисовна Шереметева, прожила 82 года, ее брат Сергей Борисович умер в 96 лет. Между прочим, они оба из Тифлиса. С детства я привыкла к обстановке, когда вокруг много всяких разных людей. Я росла единственным ребенком. С одной стороны, это было неплохо, а с другой – делала какие-то глупости, которые кому-то не нравились. Обожала лазить по деревьям – не самое приличное занятие для девочки, а мне нравилось. Мы в Швейцарии жили все вместе в большом доме в Версуа, километрах в десяти от Женевы. Большая семья: бабушка с папиной стороны Лидия Александровна, моя мама и папа (оба были очень красивые!), два отцовских брата, жена одного из братьев. Бабушка, дочь купца первой гильдии Александра Трейберга, который до революции 1917 года владел магазином «Александр» в Петербурге, очень хорошо играла на рояле, но мои отношения с инструментом и музыкой испортила навсегда.

  - Каким образом испортила?

  - Заставляла меня играть. Преподавать не умела, но любила руководить. Для нее это было нормально, а для меня – пыткой, только она этого не понимала. После ее смерти я иногда садилась за рояль, пыталась играть, а никак не получалось: mentallybroke. С тех пор я просто люблю слушать музыку: классику, джаз.

  - И здесь наши с Вами интересы совпадают. А в каком возрасте Вы осознали, что Вашей родиной стала Швейцария, хотя должна была стать Россия? Правда, дети об этом редко догадываются.

   - Меня это никак не волновало, не имело значения в моих глазах. Я на свою жизнь смотрела… нормально. Так было – и всё. Разве что в школе на меня смотрели немножко… с удивлением – мол, отчего я говорю на таком странном языке: первое время у меня был ужасно русский акцент.  Для окружающих это была какая- то экзотика.

- Вас наверное,  дразнили, клички придумывали? Дети в школе жестоки к новичкам, особенно к иностранцам…

    - Нет, я не допускала, чтобы надо мной издевались. Тех, кто это позволял, била, даже кусала. Я любила драться. А потом акцент пропал и всё успокоилось.

 - Вы в классе была одна иностранка?

 - Были и другие. Русская – я одна. Вообще для жителей Швейцарии мы были какие-то странные иностранцы. Дома, так как все члены нашего клана жили вместе, у нас сложилась структура собственная. Бабушка была ужасно активная, и она, поскольку во время бегства из России все деньги семьи пропали, а теперь нужно было чем – то заниматься, чтобы прожить, завела куроводство: больше двух тысяч кур. Кроме него, семья содержала PayingGuests,  что-то вроде пансиона, гостевого дома. Поблизости находилась школа, ее посещали дети евреев – беженцев из Германии, а их родители жили у нас. Как я росла единственным ребенком, то всегда у кого – то под ногами путалась, мешала, ведь все были заняты. Родители возились с курами, им надо было всегда что-то делать. Когда началась Вторая мировая война, отапливать большой дом было сложно, и мы разделились: бабушка с Игорем, братом моего отца, и мы втроем – я, мама и папа – переехали в Женеву и там сняли отдельные квартиры. Мама, поскольку знала несколько языков – французский, русский, английский и итальянский, - нашла работу в ООН. Отец чинил радиоаппараты. Вначале это было еего хобби, потом он стал этим зарабатывать. Ну а я хожу в школу, учусь. Подросла, решила оставить учебу и пойти работать, чтобы семье помочь. Научилась печатать на машинке, изучила стенографию. Сперва устроилась секретарем – машинисткой в CookTravelAgency,  потом узнала, что международное агенствоТheUnitedNationsWorksandReliefAgency (UNFRA), ищет секретаршу для своего филиала в Бейруте. Немногие были готовы туда поехать. Ну, а я пришла, и меня взяли. Два года там проработала, потом вернулась в Женеву.

- Два года в Бейруте? Не встречали там человека по имени Григорий Серов?

- Нет, такого не встречала.

- А жаль. Правнучке знаменитого ювелира Карла Фаберже и внуку великого русского художника Валентина Серова при встрече было бы о чем поговорить. Он родился в Бейруте и по сей день там живет. Кстати, Вы с ним почти ровесники: он всего на год Вам младше. Наша газета недавно опубликовала интервью с ним. Но, извините, я отвлекся,  не дал Вам закончить рассказ о своей карьере.

- Вернулась  из Бейрута, поступила на работу ЦЕРН – Европейскую организацию ядерных исследований со штаб – квартирой в Женеве. Там собрались физики – теоретики. Меня назначили руководить секретариатом. Проработала в ЦЕРНе тридцать восемь лет. Самые лучшие воспоминания о том времени: приятно работать с умными людьми, а не с дураками. Но у меня еще оставался этот дурацкий паспорт, бесподданный. Сначала был нансеновский, потом выдали швейцарский для иностранцев, в котором приходилось проставлять визу, даже если едешь во Францию…

-…куда из Швейцарии можно было не ехать, а просто перешагнуть пограничную линию, которую никто не видел…

- Да, да, да. Вот я родилась в Швейцарии, здесь училась, но когда в один прекрасный день собралась со знакомыми поехать поездом во Францию покататься на лыжах, то на вокзале мне отказались продать билет! Я разозлилась и решила подать документы на швейцарский паспорт. Я получила его в 1970-м, кажется. Мой отец и мать осталисьбесподданными.

- Интересно, почему? Не потому ли, что они, как очень многие русскиеобразно говоря, годами «сидели на чемоданах», в полной уверенности, что вернутся в Россию, когда рухнет власть коммунистов?

- Нет, мои родители так не сидели, они не собирались никуда уезжать из Швейцарии, напротив – пытались строить новую жизнь на новом месте. Отец на все смотрел прагматично. И посмеивался над теми, кто «сидел на чемоданах». Ему было четырнадцать лет, когда он уехал из России, точнее, бежал со своей матерью и двумя младшими братьями Игорем и Рюриком, через Финский залив.

- А где в это время был их отец, ваш дед Агафон Карлович?

_ Сидел в тюрьме. Его арестовали по доносу, продержали почти год. Он был выдающимся знатоком драгоценных камней, мог общаться с заказчиками на пяти языках. Совсем молодым стал экспертом Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, работал в Ссудной палате оценщиком. И большевики, когда им пришлось деда выпустить из тюрьмы, послали его на работу в Гохран – оценивать ювелирные изделия, изъятые на фабриках и в магазинах фирмы или реквизированные из царских дворцов и частных коллекций. Всё это они собирались продать, а продажи не шли, так как рынок драгоценностей был в то время переполнен. Тогда деда обвинили в том, что он завысил цены, снова посадили, через девять месяцев выпустили. В декабре 1927 года, рискуя жизнью, он по льду Финского залива ушел в Финляндию.

_ Удалось ему воссоединиться с семьей?

- Нет-нет-нет, у него уже была новая жена, Мария Борзова, и четырехлетний сын Олег. Незадолго до этого дед переправил в Финляндию через друзей и знакомых деньги и драгоценности. Многое из этих богатств пропало, вернее, было украдено., и дед, чтобы покормить семью, постепенно распродавал свою коллекцию редких марок, которая считалась одной из крупнейших в мире. А его самого я никогда не видела.

- Не сочтите за дежурный комплимент: у Вас безупречный русский язык – красивый, правильный, какой все реже можно встретить в самой России.

- Да, это я знаю. Хотя иногда могу использовать какое-то жаргонное словечко. До шести лет, пока я в школу не пошла, я очень много говорила по-русски, дома этот язык оставался главным. Бабушка, она была родом из Риги, со мной разговаривала по-немецки, от нее я это язык подхватила. В Колах Швейцарии, помимо немецкого, изучают французский, английский и итальянский. Итого, вместе с русским – пять языков. До сих пор ими владею. Правда, с годами кое-что забывается, но если приеду в Германию или Италию, то через полдня буду свободно общаться с местными.

- Родились в Швейцарии, живете во Франции, в Ваших жидах течет кровь немцев, датчан, итальянцев, грузин… А что в Вас русского, кроме, разумеется, языка?

- Мой дед, мамин отец, Борис Шереметев, он русский.

- А сами себя кем осознаете?

- Все-таки, скорее русской, чем швейцаркой, хотя имею гражданство Швейцарии.

- Все четверо сыновей Вашего прадеда – Евгений, Александр, Николай и Агафон – стали крупными специалистами в ювелирном деле; предводимые отцом, они приумножали своими трудами славу России. И как же она их за это отблагодарила? Всех заставила бежать, спасая свои жизни, оставив не только огромное количество уникальных изделий из серебра, золота и драгоценных камней, ювелирные фабрики и магазины, но и почти все личное имущество, солидные банковские вклады. Много ли Вам известно о судьбе этих богатств?

- Всё имущество: здания, уникальное оборудование для обработки драгоценных камней, запасы товаров – было национализировано,Все капиталы конфискованы, частные банковские вклады – разворованы. Дом в Левашово под Санкт – Петербургом, в котором жил Карл Густавович, сожгли, от него ничего не осталось, мебель и ценности разграбили; от дома Агафона Фаберже в том же Левашово, где мой отец родился, остались одни руины. Очень немногое из семейного имущества удалось спасти. Сохранилось каменное здание в центре Питера, на Большой Морской, 24. Раньше в нем находились мастерские и магазин по продаже изделий Фаберже, наверху – квартира из пятнадцати комнат, в которой проживала семья Карла Густавовича. Теперь там ювелирный магазин «Яхонт».

- Ваш отец, я где-то прочитал, уже в эмиграции пробовал наладить выпуск украшений «в стиле Фаберже»…

- Федор Агафонович пытался возродить искусство своего покойного деда. У него ничего не вышло. Он был очень способный человек, но без денег и довольно наивный.

- Да и Вы сами ступили на эту стезю, потом с нее сошли. Что Вас заставило?

- Я поехала в Париж, два года изучала ювелирное рисование, несколько лет помогала отцу как дизайнер, потом решила, что это очень скучно и для глаз утомительно. И оставила.  Мы из – за отцовской затеи часто сидели в долгах, жить нам было довольно сложно, пока я не начала зарабатывать прилично в ЦЕРНе. Долго ничего не хотела слышать о занятиях ювелирным делом. Но познакомилась с петербургским искусствоведом Валентином Скурловым и решила, что это всё – таки интересно. Сейчас, если нужно, могу нарисовать проект изделия.

- Время от времени мы узнаем, что в чьей – нибудь частной коллекции или в музее объявляются изделия фирмы Фаберже, долгие годы считавшиеся утерянными…

- У меня есть список изделий Фаберже, которые были изъяты из магазинов в Петербурге и Москве. Какие-то вещи попали в музее, сохранились, потом, когда советской власти нужна была валюта, их продавали. Надо сказать, мало чего пропало. Одни изделия находятся в частных коллекциях, иногда попадают на аукционы, другие еще до октябрьского переворота попали в Москву, в Оружейную палату и там лежали спокойно. Исчезли некоторые яйца. Может, их просто выкинули, не зная, что это такое и для чего это нужно. Думаю, это изделия, принадлежащие вдовствующей императрице Марии Федоровне, которой во время переворота не было в Питере и ее покои не так тщательно охранялись, в отличие от помещений , где находились Николай II и его супруга Александра Феодоровна.

- Было бы несправедливо, не окажись у правнучки Фаберже какого – нибудь украшения, выполненного прадедом. Есть ли у Вас такое?

- В основном пустяки. Ничего солидного. Не припомню, чтобы что-то хранилось в семье, иначе это давно бы продали, потому что нужны были деньги.

- Ваши связи с исторической родиной – Россией: насколько они прочны и в чём заключаются?

- У меня там много хороших знакомых, в основном это физики, которые работали в ЦЕРНе. Многие на первых порах не имели ни французского, ни немецкого языка, и я им помогала освоиться. У нас навсегда сохранились хорошие отношения. Когда они приезжают во Францию – мы встречаемся; бывая в России, я могу остановиться у кого – нибудь из них.

- Коль скоро у Вас нет проблем с русским языком, то в России бы Вам помощников не требовалось. Вы пользовались такой возможностью?

- Первый раз это случилось в 1965 году, мы с мамой туда поехали по путевке по линии ООН, потом в 1982, кажется, а после перестройки я там бывала довольно часто. Надеюсь, что – то нам вернут. В тот первый приезд я их очень интересовала…

- Кого это их?

- Тех, кто хотел открыть фирму по выпуску изделий с маркой «Фаберже». Потом они увидели, что у меня нет денег . и я их перестала интересовать. Трудно с такитми людьми что-то устроить на солидной базе. Там постоянно что – то меняется. Но есть у меня, слава Богу, старые друзья, такие, как Валентин Васильевич Скурлов, мы с ним до сих пор еще работаем, выпустили в соавторстве шесть книг. Он, наверное, скоро сюда приедет, будем опять заниматься.

- Вы не сетуете на свою судьбу, что сложилось не в России?

- Нет, на судьбу не сетую и ни о чём не жалею. Что было, то было, могло быть лучше, но могло быть и гораздо хуже. И мой отец на судьбу никогда не жаловался, что всё потерял. Что он очень любил и без чего трудно обходился – это климат Петербурга. Довольно противный, но для него годился. Здесь, во Франции, надо сказать, климат тоже не очень хороший. Нет, думаю, нам было бы невозможно жить в советской России.

- Какая у Вас семья?

- Никакая. Детей у меня не было. Родители давно скончались. Многие мои ровесники давно отправились на тот свет… У меня в доме жил до самой своей кончины мой дядя Сергей Шереметев. Глухонемой от рождения, он научился говорить и читать по губам, мог самостоятельно  действовать. Есть кузины – дети братьев моего отца, живут в Бразилии, иногда мы видимся; есть в Женеве кузина Тамара Багратион – Мухранская. Более близких родственников нет.

- Вы пенсионерка?

- Да-да-да, после тридцати восьми лет работы в ЦЕРНе получила хорошую пенсию, могу на неё спокойно жить.

- Что в Вашем случае означает «спокойно жить на пенсию»? Можете, к примеру, позволить себе дальние поездки?

- Безусловно, могу. Я езжу, когда и куда захочу.

- И много у Вас свободного времени?

- Немало. Но я всегда нахожу, чем его занять.

- Вы на меня не в обиде за то, что я мало Вас спрашивал о прадеде?

- (Рассмеялись). Мне он надоел! Шучу я, конечно. Просто иногда бывает жаль, что некому написать о моей родне с материнской стороны. Мой далекий предок, боярин Борис Петрович Шереметев воевал под Петром, имел чин генерал – фельдмаршала, подавил мятеж стрельцов в Астрахани, за что был императором возведен в графы. Такой же титул мог получить его младший брат Федор Петрович, но отказался, заявил: «Я старый боярин, не хочу быть молодым графом». Моя бабушка по материнской линии – княжна Елизавета Александровна Багратион –Мухранская; ее родители – потомки двух старинных грузинских родов: Тархан –Моурави и Джамбакуриан - Орбелиани. Моя тётя Татьяна Константиновна Багратион – Мухранская, в девичестве Романова, дочь Великого князя Константина Константиновича, пока жила в пригороде Женевы, часто у нас бывала. Вторично овдовев, она в 1946 году приняла монашеский постриг, взяла имя Тамара – в память о царице Тамаре, чьим потомком был ее первый муж, Константин Багратион – Мухранский, уехала в Иерусалим и тридцать три года, пока была жива, была игуменией Елеонского монастыря….

- Татьяна Фёдоровна, почему бы Вам не сесть за мемуары и самой рассказать о предках Шереметевых подробно, обстоятельно? Вы не думали об этом?

- Пока нет.