Светлана Ивашкевич Сокровища Перми

Светлана Ивашкевич

Сокровища Перми

В этой истории есть все, чтобы стать романом: драгоценные камни, мощный Урал, красноармейцы, противостояние Перми и Свердловска, дерзкие похищения и нелепые убийства. И все это – вокруг художника Алексея Денисова-Уральского, 150-летие которого отмечалось 6 февраля  2014 года.

Век назад он был официальным певцом Урала. Имя это гремело по обе стороны океана. В США, например, русское искусство олицетворяли имена Репин, Фаберже и Денисов-Уральский. “Куинджи, Шишкин и дадже Верещагин – вот что такое господин Денисов-Уральский”, - писали о нем “Пермские губернские ведомости” в начале прошлого века – выставка художника проходила в доме Мешкова. В числе прочего, демонстрировалась  и картина “Лесной пожар”. Устроители сделали то, что сйчас мы называем инсталляцией: жарко натопили печи и эффект от картины был ошеломительным.   

Спустя очень много лет одна из версий этой картины растрогает  американского исследователя Роберта Уильямса. Он увидит ее в пивоварне и заинтересуется историей ее появления  на американском континенте. В результате,  он рапишет книгу "Русское искусство и американские деньги. 1900 - 1940". Книга   вышла в 1980 году в издательстве Harvard university press и стала прорывом в своей области. Информация о том, как, кому  и за сколько советское государство продавало музейные сокровища, в перестроечное время  была перепечатана с разной степенью полноты во многих советских СМИ, наделала много шума и стала ещё одной причиной падения коммунистического режима.

Сама же картина “Лесной пожар” вернулась, вроде бы,  на родину, но тут же исчезла. Дело было так: как раз потеплели советско-американские отношения и в качестве жеста доброй воли, американцы в лице National Endowment for the Humanities  подарили картину “Лесной пожар” СССР. Ну потому что это – национальное достояние, в ней русский дух и с общечеловеческой точки зрения, без нее народ не полный. Произошло это в марте 1979 года. Об этом событии была пара небольших заметок в советских газетах. Куда делась картина? В 2012 году я написала письмо в посольство России в США, куда и было передано полотно, но ответа, конечно, не получила. А вот Роберт Уильямс  ответил: он не знает, что стало с этой картиной, но если я узнаю, то просит, чтобы ему сообщили.

При чем тут Пермь? При всем. Даже при этой американской картине, потому что Анатолий Добрынин, тогда посол СССР, при передаче ее говорил американским журналистам,  что еще не решено, где будет ее место – в Третьяковке или Пермской галерее.  Зарубежные исследователи даже знают, что ПГХГ писала письмо в министерство культуры, чтобы каритну передали именно им – один из вариантов “Лесного пожара” здесь уже есть и вместе они составят отличную экспозицию. Но ответа не дождались.

Другой  вариант картины “Лесной пожар” принесли в Пермскую галерею красноармейцы в сентябре 1934 года. Это была разновидность “крестного хода”, только вместо иконы несли картину. Она попала к ним еще в гражданскую войну и  с тех пор путешествовала со штабом дивизии и вот, имея те же  внутренние мотивы, что и американцы, военнослужащие передали картину народу.

Николай Серебренников, тогда возглавлявший галерею, живо интересовался судьбой Денисова-Уральского, писал письма разным адресатам с просьбой помочь в сборе материалов, но биографию художника написали, в конечном итоге, свердловчане – Борис Павловский и Светлана Семенова.   Екатеринбуржцы  же отметили и его 150-летие Всероссийской научной конференцией. Одна из тем звучала так: “Роль наследия А.К. Денисова-Уральского в формировании имиджа Екатеринбурга и Уральского региона».

При том, что именно в Перми чудом оказалась  уникальная коллекция камнерезных изделий Денисова-Уральского. По сути, здесь – самое крупное собрание его произведений в мире. Остальное – или утрачено или так спрятано, что не найдешь. Долгое время об этих сокровищах никто ничего не знал. Более того, коллекция считалась утраченной. Были лишь ее отголоски, зато какие! 

Например, в романе  Ивана Ефремова "Лезвие бритвы". Написанная в 1959-63 годах книга  стала не просто событием - открытием. Научно-фантастический приключенческий роман с любовной линией и философскими отступлениями, начинается с  пролога. За словами о том, что случайности не так уж и случайны, а незаметные совпадения  и могут быть спусковым крючком или замыкающей кнопкой событий, следует фраза: "5 марта  1916 года в Петрограде,  на Морской,  открылась выставка известного художника и ювелира,  собирателя самоцветных сокровищ Урала Алексея Козьмича Денисова-Уральского". По выставке ходит и зачарованный камнями мальчик Ваня. Биограф Ивана Ефремова Петр Чудинов (к слову, пермяк, из Очера, ставший выдающимся ученым-палеонтологом) пишет, что автор в нем изобразил сам себя.   Больше ни мальчик в матросском костюмчике, ни аллегорические фигуры мировых держав, которые Ефремов довольно подробно описывает, в тексте романа не встречаются. Зачем они были? Что это - замыкающая кнопка или спусковой крючок событий, только происходящих уже не в романе , а на самом деле?

Когда Иван Ефремов писал этот роман, большая часть этих самых фигурок  воюющих держав Денисова-Уральского уже мирно хранилась в запасниках ПГХГ. Что-то осталось и в минералогическом музее ПГУ, откуда в свое время и была передана в галерею эта коллекция. Настоящая история того, как эта коллекция попала в Пермь пока не только не написана, но и по-настоящему, не раскрыта до сих пор. Есть только версии.

Светлана Семенова, написавшая самую полную на сегодняшний день биографию Денисова-Уральского, считает, что коллекция, которая сейчас хранится в Перми – часть дара, который Денисов-Уральский завещал Екатеринбургу. У неё есть  веские доказательства  не только этого, но и того, что Екатеринбург подарка не принял. 1 глава ее книги “Пламя и камень” так и называется “Дарю Екатеринбургу…” Отверженный”.

Светлана Семенова приводит письма Денисова-Уральского екатеринбуржским большевикам, в которых тот хлопочет об устройстве своего музея в Екатеринбурге, предлагает вариант его названия и здания, где бы можно было его коллекцию разместить. В числе экспонатов, которые он предлагает: сто картин, которые хранятся в его доме в Финляндии,  коллекция минералов и та самая аллегорическая группа фигур. “…Из одного того, что у меня здесь есть и что сохранилось до настоящего времени в России, включая туда минералы и издеия, принятые Пермским университетом, вполне можно устроить богатый и интересный в научном отношении  и исключительный по своему подбору образцов музей, наглядно знакомящий публику с богатствами Урала, их добычей и видами его”. Приводит автор письмо Денисова-Уральского, хранящееся а архиве Свердловской области. Письмо без даты, но его можно датировать 1922 – 23 г.

Приводит Семенова и письма видного большевика Виктора Быкова, который хлопочет об открытии музея и обращается то к одному адресату, то к другому. Время тогда было такое, что центр управления регионом стремительно менялся и не было никого, кто бы мог принять окончательное решение: да, музей будет или нет, ничего нам не надо. Светлана Семенова  приводит  слова  уральского краеведа, который помнит резолюцию “В подарках белогвардейского выродка уральский пролетариат не нуждается”, но автора ее не помнит. В общем, вопрос был замотан и кончился сам собой со смертью Денисова-Уральского в 1926 году.

Омут времени сомкнулся над тем временем, до нас дошли лишь фрагменты. Главный для нас вопрос: как коллекция Денисова-Уральского оказалась в Пермском университете?

По официальной версии,  коллекция поступила в университет в 1918 году.  Известно даже, как: груз в 52 места был послан в Пермь через контору  Мешкова в Петрограде. Причем, профессор Преображенский в письме к Денисову-Уральскому сообщает, что “только минералогическая коллекция получена более или менее в порядке, а разные изделия и аллегорическая группа фигур из горных пород и драгоценых камней либо поломаны, либо вовсе нет, а из 7 витрин уцелело только 3”. (цит. По книге С.Семеновой “Огонь и пламя”, с.25). Это – не прямая речь Преображенского, а пересказ Денисова-Уральского в письме к Быкову. В числе прочего художник пишет “профессор Преображенский мне ответил, что груз действительно принят, благодарит почему-то за щедрый дар (?)…”

Да, это тот самый профессор Преображенский, который открыл в Прикамье и нефть и калийное месторождение. Но это будет  чуть позже, но тогда,  в 1923 году, когда писалось письмо, он работал в Пермском университете  и был директором минералогического музея.  В 1918 году он был далеко от Перми, в 1920-м году, (к которому относится вторая неофициальная версия появления коллекции в Перми)  впрочем тоже. Он был министром образования в правительстве Колчака, а в ПГУ оказался  волею случая – местные профессора взяли его на поруки. Он мог быть не в курсе событий 1918 года, да и 1920 тоже. Так где же искать?

 Возможно, часть разгадки в  приходно-расходной книге минералогического кабинета №1, которая хранится в минералогическом музее ПГНИУ.  Там  скрупулезно отмечены все расходы, включая расходы на спички и т.д. Татьяна Рыбальченко, директор музея с 2009 по 2013 год, досконально изучила ее и пришла к выводу, что коллекция Денисова-Уральского могла попасть в Пермь либо во второй половине  1918 года, либо во второй половине 1920.   Именно на эти две даты падают значительные расходы на приобретение оборудования минералогического музея.  В случае, если  найдутся доказательства, что коллекция была  приобретнена, это, возможно, поменяет к ней отношение со стороны руководства ПГНИУ. Потому что сейчас оно относится к коллекции Денисова-Уральского, как  советское государство к золоту Приама: и сам не ам и другому не дам.  

С другой стороны, руководства университета можно понять: оно не хочет, чтобы коллекция уменьшилась, потому что с момента попадания в пермский университет историю коллекции Денисова-Уральского можно назвать историей утрат.

Акт от 6 мая  1930 года зафиксировал следующие утраты в минерологическом музее Пермского университета по сравнению с 1928 годом: утрачена одна сова, пластинки из горного хрусталя, ручка из орлеца, рамка из ляписной лазури и т.д.

Ларцы серебряные с камнями сданы в Госбанк. Они оценены  по рекордной цене – 510 руб. К слову, “модели  на злобу дня русско-германской войны” 7 штук оценены в 140 рублей – это те самые аллегорические фигуры, составляющие золотой фонд ПГХГ. В этом акте они помечены, как сданные в художественный музей, а в документах галереи они проходят как поступившие из пединститута. Еще в Госбанк были сданы серебряные брелки и блюдо, оцененное в 70 рублей. Как правило, оттуда работы уже не возвращались: шли на переплавку или продажу в пользу индустриализации.

Новое дыхание минералогический музей получил в 1937 году. Коллекцию показывали международному конгрессу геологов. Для этих целей были сделаны новые витрины, которые можно увидеть  и сейчас – все советское время они были основными. Тогда же были выделены деньги на расширение и благоустройство музея.

Вплоть до 1960-х годов минералогический музей был “как все”. И дальше, в общем, тоже: заведовать им брали лаборантов – жещин, которые ничего не понимали ни в геологии, ни в минералах. Но самое главное, там был проходной двор. Все стало меняться, когда лаборантом приняли Зою Созыкину. Она нашла  пыльные инвентарные книги и стала их продолжать, занялась изучением лотков, которые никогда не открывали, но самое главное, выжила из музея преподавателей, которые там принимали экзамены и беседовали со студентами. “Придешь, - возмущалась Зоя Созыкина, - а дверь музея открыта и там никого нет!” То есть – заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. Почти так  все и получилось в 1976 году.

Здание, где находился музей,  плохо охранялось.   Легко открывались окна. Сигнализации, конечно, не было. Вор воспользовался этим: зашел в здание вечером и спрятался в подвале. Как раз меняли трубы: ему нужно было только расширить отверстие возле них. Так он проник в музей.  Невольной наводчицей стала Светлана Семенова, которая в журнале “Уральский следопыт” опубликовала статью о коллекции Денисова-Уральского в Пермском университете. Статья так впечатлила его, что он несколько раз сходил на экскурсию в этот музей, а потом пошел на преступление.

Светлана Семенова:

- Он взял голову кайзера Вильгельма, золотой самородок, что-то ещё.  Охранной сигнализации не было, они не понимали, чем владеют.Закопал клад в Балатовском лесу. Его быстро вычислили. Он ходил на все экскурсии и директор музея его запомнила.

За ним следили и быстро нашли все, что он украл. Уже тогда экспертиза

оценивала это как большую потерю для государства, ему грозил большой срок. Когда я в 1980-е приезжала в Пермь, с проверкой издательской деятельности ПГУ, то в  качестве «презента» Похмелкин устроил мне  возможность ознакомиться с материалами этого дела. Оно меня очень интересовало. Вором   был молодой человек из приличной семьи, женат, 22 лет.   Ему хотелось всего сразу. Он не был хапугой. Парень этот был мне заочно симпатичен, а вот следователь наоборот. Он работал оператором хлебозавода №2. Когда следователь вел допрос, то сказал отойти ему к сейфу, имея в виду тот, что у двери, а он подошел к окуну и выпрыгнул. Умер уже в больнице. Похоронили как преступника, где-то, ночью. Родители просили выдать им тело, не выдали.

Зоя Созыкина и Татьяна Рыбальченко в один голос говорят, что когда молодой человек подошел к окну, то следователь подумал, что он хочет сбежать и выстрелил в него. Этим и объясняется тот факт, что родителям не выдали его тело.

Редакция ИД «Компаньон» писала запрос в прокуратуру и архив УВД, но оттуда ответили, что это дело уже уничтожено. Нет его и в музее УВД, хотя, согласитесь, история – нетривиальная. Впрочем, были истории и похуже.

8-14 октября  1991 года в Софии (Болгария)  проходила геммологическая выставка. ПГУ пообещал предоставить  экспонаты: 52 изделия Денисова-Уральского. Предполагалось, что сопровождать коллекцию поедет директор минерологического музея, но поехала профессор  Фаина Алексеевна Курбацкая. 9 октября у нее саквояж, в котором хранилось 39 экспонатов коллекции украли.

Потом она рассказывала, что на вокзале российскую делегацию   окружила толпа молодежи, была суматоха и кто-то из них в это время выбросил чемоданчик, в котором находилась коллекция,  в окно.

Есть человек, который слышал от нее другую версию:  Курбацкая ехала с Виктором Константиновичем Гараниным (сейчас – директор минералогического музея имени Ферсмана) в поезде. Они  вышли на станции подышать воздухом. Поезд ушел и им пришлось  его догонять. Когда зашли в свое купе, ее вещи были на месте, но чемоданчика уже не было.

Действительно, дело заведено транспортной полицией г. Софии 10 октября 1991 года, но это все, что известно о той темной истории.

В списке утраченного: фигурка толстячка на яшмовом яйце, ручка для зонта из нефрита, крест из горного хрусталя, ковш из родонита, яйцо нефритовое, яйцо родонитовое, печатка в виде вазы из кварцита и  т.д. К ужасу всех выяснилось, что нет ни фотографий потерянного, ни описи, не говоря о страховке.

К счастью, не все 52 предмета пропало, что-то осталось в другой сумке.

Кафедральное начальство, к счастью, было в курсе этой ужасной ситуации:  Курбацкая и была  зав кафедрой. А вот  ректора в известность не поставили и вообще  решили никому об этом не рассказывать.

С этой историей это связано или нет, но почти пятнадцать лет  - все 1990-е и начало 2000-х годов, минералогический  музей  был закрыт для широкой  публики.

Самый большой скандал в связи с этим произошел в 2005 году, когда Россия готовила экспозиционный стенд на выставке в Брюсселе. Обратились и в наш университет с просьбой предоставить экспонаты. Сначала пермяки вроде согласились, но когда приехал искусствовед из музея Московского Кремля Татьяна Мунтян, забирать экспонаты, избушка оказалась на клюшке. Елена Чайковская, тогда директор минералогического музея, уехала на юг и взяла с собой ключи. “Я ничего не могу поделать”, - развел руками ректор. 

Зная пермскую модель поведения, могу предположить, что ректор лукавил. Там все – тертые калачи. Та же Фаина Курбацкая была великой женщиной. Не только дело в том, что она была первым профессором геологии в Пермской области и академиком, но она сыграла главную роль в строительстве нового геологического корпуса университета. Было это в  начале 1980-х. Ректором тогда был Живописцев, опытный турнирный боец. Дважды ездили гонцы ПГУ в министерство высшего образования, но возвращались ни с чем. В третий раз в делегацию включили Фаину Курбацкую, а Живописцев дал такое напутствие: “Так просто вас там не примут, так вы скажите секретарю, что приехали из Пермского университета из-за разногласий с ректором. Из любопытства вас примут”. Так и получилось. И приняли, а после пламенной речи Фаины Курбацкой и новый корпус разрешили строить.

Возвращаясь к нашим камнерезным изделиям, скажу, что близкие к руководству университетом люди, говоря об этой истории, ухмыляются и вспоминают икону Николая Чудотворца, которую Иван Грозный подарил Соликамску. Ее забрали в Москву на реставрацию и отдали обратно с большим скрипом лет через сорок. Так и здесь: опасались, что экспонаты возьмут и обатно не отдадут – подтверждающих происхождение работ,  документов нет. Неизвестно, выразили ли Елене Чайковской по приезду с юга благодарность за спасение работ Денисова-Уральского, но известно, что столичная искусствоведческая общественность была в шоке и ярости. Они порывались писать письмо в министерство культуры страны, чтобы отобрать коллекцию у пермяков и перенести ее в более цивилизованное место. 

Но сколько веревочке ни виться, при передаче дел, спустя почти двадцать лет, все вскрылось. Представьте ужас Татьяны Рыбальченко, которая в 2009 году стала директором музея, когда вдруг, проводя инвентаризацию, она находит предметы, которые, как ей объяснили предшествнники, утеряны в Болгарии! Оказывается,  часть утерянных экспонатов заменили фальшивками. Заказали их, что характерно камнерезам из Красного Ясыла – те достигли такого мастерства, что им легко было сделать копию работ Денисова-Уральского или Фаберже.    Но, к примеру, ковш из родонита, получился, конечно же, другим.   

По уровню коллекции, это cедьмой минералогический музей  в России и примерно 21-й в мире. Всего экспонатов в пермском университетском музее - 7445. В том числе, включенные в мировой реестр останки метеоритов. Коллекция Денисова-Уральского по данным книги “70 лет геологическому факультету”, (ПГУ, 2001) насчитывает 609 учетных единиц  минералогической коллекции, около 300 - художественной и 37 единиц петрографической коллекции и изделий доисторического человека. Это значит, количество работников там должно быть от 24 до 32. А работают один-два!

 Сейчас музей минералогии, где хранятся бесценные экспонаты, находится в новом корпусе. На окнах – решетки, есть сигнализация. Он не работает: экспонаты закрыты и укупорены – несколько лет ждут ремонта, деньги на который наконец-то выделены в  2014 году.

Это значит – увидим коллекцию Денисова-Уральского когда-нибудь и мы, простые смертные!

На фото: Алексей Козьмич Денисов-Уральский

Счет А.К.Денисова-Уральского. Фото предоставлено Валентином Скурловым.

Изделия Денисова-Уральского из коллекции минералогического музея ПГНИУ. Фото Татьяны Рыбальченко.