ТЕТЕРЯТНИКОВ.

Владимир Михайлович Тетерятников родился в 1938 году. Образование техническое, закончил Калининградское высшее мореходное училище, мезханик флота. С 1964 по 1975 год работал начальником сектора прикладного искусства в Третьяковской галерее.  Занимался проблемами реставрации иконописи. В 1975 г. эмигрировал в США, где занимался экспертизой произведений искусства. Ученый, искусствовед, человек неоднозначный, он всегда вызывал много споров. Вернувшись на родину (1992), он поставил перед собой цель – создать Институт экспертизы и оценки произведений искусства в России.

      В.М. Тетерятников – автор многих статей и книг по проблемам искусствоведения, в частности автор книги «Иконы и фальшивки» (Нью-Йорк, 1981). Это первая работа по экспертизе русской иконописи, которая приобретена большинством университетов и музеев по всему миру.

Из статьи В.М.Тетерятникова «Русская золушка на мировых тогах». Журнал «Мир Музея», № 1 (129), 1993.

(…) «Культ Фаберже» есть сугубо американское явление, ибо для европейцев это просто «изделия дорогого Фаберже». Кроме американцев Фаберже был в высшем почете у персидских богатеев. Пока в Иране не произошла исламская революция. Такова судьба русской культуры, что на ее престиж влияют совершенно посторонние политические события. Хомейни пришел в Иран, а цена на Фаберже упала в Нью-Йорке. Большевики пришли в Россию из Европы, а в Америке вспыхнул «культ Фаберже».

      Для американских торговцев и экспертов жонглирование именем Фаберже стало непременным ритуалом в торговой игре. Козырять «знаниями Фаберже» стало эквивалентом университетского диплома. Ну, а каковы истинные знания любителей Фаберже?

     В 1977 году богатый иранец купил в Женеве у «Кристи» «яйцо Фаберже» (Конная статуя императора Николая II в яйце; впервые опубликовано изделие в кние Кеннета Сноумана, 1953), которое обошлось ему вместе с накладными расходами в 400 тыс. долларов. Спустя несколько лет иранец захотел продать «яйцо» через ту же фирму «Кристи», но в Нью-Йорке. Предполагаемая продажа «яйца» должна была состояться через несколько месяцев после того, как в Нью-Йорке был установлен мировой рекорд на Фаберже – 1 млн. 760 тыс. долл. (июнь 1985 г., Яйцо «Петушок»,, Нью-Йорк, СОТБИС). Естественно, что следующее «яйцо» оценивалось по цене, близкой к новому рекорду, если не выше.  

     «Кристи" не поскупилась на рекламу, и ее учшие эксперты употребили в аукционном каталоге лучшие слова из английского словаря. Мировая пресса уже почти свыклась с мыслью, что дело приближается к установлению нового мирового рекорда на Фаберже. И вдруг, накануне аукциона «Кристи» отменила продажу и попросила иранца забрать его «яйцо» с глаз долой. Совершенно неслыханный случай в мировой истории торговли шедеврами, которые, в силу самого термина «шедевр» не могут в одночасье превратиться в ничто. Титул «шедевр» присваивается также не в одночасье, а самой историей культуры, многими-многими самыми лучшими специалистами с данном жанре искусства. И если возникают у отдельного специалиста сомнения, то они обсуждаются годами с множеством контраргументов на самом серьезном уровне.

     Однако превращение «русской царевны» в «некрасивую золушкину сестру» произошло совсем не «по науке». Никто не делал никакой технической или исторической экспертизы. Оказалось вполне достаточным простого мнения некоего эксперта, который находился то на другом континенте. Еще пикантнее, что этим «разоблачителем» оказался тот же самый «знаток», именем которого несколько лет назад «Кристи" принудила иранца выложить деньги за предмет, самому покупателю не понравившийся. И вот «в одну ночь» все мигом прозрели и почти все мировые специалисты публично стали объявлять, что вообще никогда это «яичко» им не нравилось, а молчали, дескать, из врожденной деликатности.

    Итак, перекрытие рекорда не состоялось.

(…) Обзор рынка показывает, что реальных научных данных по атрибуции изделий Фаберже на Западе не существует. Все эксперты до одного – самоучки без специального образования именно в своей специальности. Вся атрибуция делается только на основании «воображения» и «амбиций». Это означает, что рано или поздно на рынке наступит крах доверия к существующим сегодня экспертам, что выразится в недоверии вообще к любому изделию русского ювелира. Следствием будет неминуемая переоценка «величия Фаберже» и негативное отношение к русскому искусству. Ибо на художественном рынке предостаточно произведений искусств других народов, которые не вызывают никаких сомнений и подозрений. Те покупатели, что инвестируют свои деньги в произведения искусства, испугаются рисковать «русскими» и переключатся хоть на японское.

    Если так обстоят дела в "самом любимом отделе русского искусства», в котором многие западные люди чувствуют себя «знатоками», то что же происходит в других жанрах русского искусства?

Из статьи В.М. Тетерятникова «Могут ли советские искусствоведы выступать в роли экспертов?» в журнале  «Декоративное искусство», № 7-8, 1992.

        Экспертом искусства может в Америке объявить себя каждый. Там нет государственной системы лицензирования, как она есть, скажем, во Франции. Но когда возникает судебный конфликт, каждая сторона приглашает своих экспертов. На суде после многословных речей судья обычно задает вопрос: «вы согласны присягнуть?». Минимум 90% экспертов тут же выходят из зала, отказываясь присягать. С юридической точки зрения фальсификатор не тот, кто сделал фальшивку, и не тот, кто продал, а тот эксперт, который переместил эту фальшивку в незаслуженный культурный ряд и порядок цен. Я начал когда-то присягать, чтобы выделить себя, и так продолжаю. Поэтому на Западе, когда адвокаты звонят, чтобы пригласить эксперта на суд, они не спрашивают об образовании или сколько лет он занимается экспертизой, они спрашивают только одно: присягаешь ты или нет. Это не имеет ничего общего с формулой «обязуюсь говорить правду и только правду». Присяга означает – могу ли я доказать то, что я утверждаю.

    В Москве я сделал доклад о новгородских таблетках – знаменитом памятнике XV века, представленном Лазаревым и другими советскими учеными как шедевр, - в котором доказал, что это фальшивка XX века. Аудитория возмутилась, говорили, что я позорю святое имя Лазарева и прочее. Но никто не удосужился опровергнуть мои аргументы. Их даже не обсуждали. Для них была важна репутация Лазарева, а мне – моя личная, потому что я несу ответственность за свои слова, а они – нет.