Эти вещи со мной
уже более двадцати лет. И с каждым годом я все больше чувствую их ценность.
Именно чувствую духовную ценность этих материальных вещей. Золото, бриллианты,
рубины, серебро, перламутр – среди этих маленьких вещиц нет шедевров ювелирного
искусства, но для меня и моей семьи эти вещи – подлинные семейные реликвии. У
каждой есть своя история. Вот маленькие подвески-«яички», которые мой прадед
дарил своей дочери, моей бабушке, каждый год по одному на Пасху, в апреле.
Дочку очень ждали – в семье Миткевичей уже было два сына. И вот, наконец, она появилась и именно в апреле; назвали
Лидией и день святой Лидии – тоже в апреле. Все как будто «сошлось», и вот стали год за годом добавляться на золотой
цепочке то голубое, то беленькое, то темно-красное или же другое «яичко», и
получилось, наконец очаровательное пасхальное ожерелье – изысканное и
оригинальное. К сожалению, до меня оно не дошло в таком задуманном и
воплощенном прадедом виде – осталось лишь несколько подвесок. Их тоже дарила
мне бабушка, когда я взрослела, но о том, что это было пасхальное ожерелье, я
узнала много позже.
На запястье
левой руки бабушка носит золотой ободок. Эта вещь с ней уже больше семидесяти
лет, и каждый раз, когда она говорит о ней, я чувствую, как браслет с руки ее
умершей матери, Марии Андреевны, и надел на руку дочери. С тех пор она его не снимала.
Да, иногда вещи живут дольше людей.
Бабушка сидит
рядом со мной, вспоминает и рассказывает о своем детстве и юности. Что-то из
этих рассказов я знаю, слышала не раз, что-то узнаю впервые. Я записываю
отдельные эпизоды, ведь бабушкины глаза уже не позволяют ей этого сделать.
Воспоминания нанизываются как подвески на цепочку, складываясь в нечто единое –
жизнь. Эти воспоминания о далеких ушедших днях становятся мне все ближе и
дороже, соединяя век нынешний и век минувший.
В Москву мы
переехали из Петербурга в 1902 г. Мне было уже пять лет, и я хорошо помню, как
на вокзале мы садились в поезд, было много провожающих – родных и друзей.
Прощание с Петербургом было вызвано новым назначением отца. В Петербурге он
несколько лет успешно проработал в ювелирной фирме Болина, проявил себя как
отличный мастер с выраженными задатками руководителя. Его порекомендовали Карлу
Фаберже, и тот предложил ему место заведующего ювелирным отделением Московского
филиала известной уже тогда фирмы Фаберже.
Мой отец, Артур
Янович (в России – Иванович) Миткевич-Жолтко происходил из семьи потомственных
польских дворян. Но доходов семья не имела: родители рано умерли, родовое имение и конный
завод, находившийся в Могилевской губернии, были проданы.
В семье
Миткевичей было семь братьев. Все они получили хорошее образование, окончив
Гатчинский сиротский институт. Артур с юности к наукам не тяготел, высшего
образования так и не получил, зато руки имел такие умелые, что все в семье
обращались к нему за любыми поделками: коньки заточить, что-то подчинить,
приладить. Позже он нашел себя в тонком и кропотливом ювелирном ремесле.
По прибытии в
Москву, наша семья, в которой было четверо детей, сняла небольшую квартирку на
Троицкой улице, в недавно отстроенном "доме мадам Глюк". За последующие
четыре-пять лет мы переезжали несколько раз. Наконец освободилась квартира в
доме, который находился во дворе ювелирной фабрики, расположенной в Большом
Кисельном переулке, и наша семья переместилась туда. Квартира была на первом
этаже, имела четыре комнаты, кухню и еще две большие прихожие - парадную и
заднюю, черным ходом выходившую на задний двор. Во дворе был маленький
палисадник, клочок земли, которым никто не занимался. Когда я подросла, то
обусловила его, посадила цветы, какую-то зелень. Там была и беседка, где мы
летними вечерами любили пить чай.
Этажом выше жила
семья Чепурнова, заведующего серебряным отделением фабрики. В этой семье было пять дочерей :
Евдокия, Мария, Валентина, Клавдия, Полина и сын Михаил, с которым я и братья в
детстве часто общались. На втором этаже жил также бухгалтер фабрики, немец по национальности.
ЗАКАЗЧИКИ И
ПРИКАЗЧИКИ
Ювелирное
отделение, которым заведовал мой отец, занимало четвертый этаж фабричного
корпуса. Там же находился мой отец, занимало четвертый этаж фабричного корпуса.
Там же находился кабинет отца с телефоном. В кабинете стоял громадный
несгораемый шкаф, в который в конце рабочего дня убирались отдельные ящики с
работой каждого мастера. Под началом отца работало до сорока мастеров-ювелира
разных специальностей: монтировщики, шлифовщики, специалисты по эмали.
Напротив
кабинета отца располагалась комната, где постоянно много лет жили «два
Николая». Это были так называемые артельщики – честнейшие люди, которым
доверялись ответственные поручения по доставке драгоценных камней и готовых
заказов из магазинов Фаберже на углу Кузнецкого моста и Неглинной на фабрику и
обратно.
Основная работа
Московского ювелирного отделения заключалась в выполнении заказов частных лиц –
состоятельных людей, купцов, актеров, музыкантов. В магазине Фаберже готовые
изделия, как правило, не предлагались. Заботясь о престиже, фирма не
практиковала тиражирования ювелирных изделий, они были штучными ,
индивидуальными. Заказчик приходил в
магазин и говорил о своем изделии, которое клиент хотел бы иметь, уточнял из
какого металла, с какими камнями, на какую сумму. При магазине работали шесть
художников, занимавших помещение над магазином. Заказ поступал одному из
художников. К назначенному времени он выполнял несколько рисунков, и заказчик
выбирал понравившийся. Если заказом было кольцо для дамы, то к ней посылали
одного из Николаев, который должен был снять точную мерку с пальца. Затем заказ
(рисунок, мерка, камни) поступал в ювелирное отделение фабрики, и заведующий
распределял работу среди мастеров.
Артур Иванович
Миткевич, будучи сам опытнейшим мастером, очень тщательно контролировал процесс
работы над заказом. Он не терпел никакой халтуры, недоделок и мог даже резко
повысить голос, если встречал некачественную работу. Мой отец в течение долгих
лет держал на высоте марку фирмы Фаберже. Он был человеком очень
требовательным. Все знали о его нетерпимости к неряшливой работе, но эти его
должностные качества прекрасно сочетались с добротой и вниманием к своим
подчиненным. Все это снискало ему заслуженное уважение сослуживцев. В 1912 г. В
честь десятилетия работы отца в фирме ему был подарен серебряный портсигар с
сапфировой застежкой, имеющей внутри дарственную надпись: «На добрую память
Артуру Ивановичу в память десятилетия службы от признательных подмастерьев
фирмы К. Фаберже. 18 февраля 1912 года».
ЛЕТО
Со многими
мастерами у отца сложились дружеские отношения. Мастера-закрепщики братья
Колбасины не раз приглашали отца с семьей на престольные праздники к своим
родителям, жившим в деревне, расположенной верстах в сорока от Москвы по
Казанской железной дороге. Там все мы встречали радушный прием, а нам, детям,
было особенно интересно участие в ярмарочных гуляниях. Запомнились также
угощения в августе – на праздниках Спаса
Господня – яблоки и огурцы с медом.
Летние месяцы
братья, мама и я проводили в какой-либо подмосковной деревне. Отец приезжал к
нам на выходной. Когда у отца был отпуск, он брал меня с собой, чтобы навестить
одного из своих братьев. Так я побывала с отцом в Ярославле, где стоял полк, в
котором служи полковник дядя Эдуард – мой крестный. Ездили мы и на Украину, где
в Екатеринославской губернии служил управляющим императорским лесным хозяйством
брат отца Леонард.
ОХРАНА НЕ
СПАЛА
Хотелось бы
рассказать еще о некоторых традициях, связанных с жизнью и работой на фабрике.
В августе был день, в который отмечалось начало нового рабочего дня. На фабрику
привозили икону Иверской Божьей Матери, Покровительницы деловой Москвы, и
служили молебен. Затем работникам и мастерам отпускались деньги для посещения
ближайшего питейного заведения, а администрация фабрики в это время, как,
впрочем и всегда была под надежной охраной. Ключи от ювелирного отдела
находились у «двоих Николаев» - они в ресторан не ездили.
Ценностями в
фабричных цехах были не только металлы и камни, но и сами ювелирные
инструменты, многие из которых были редкими, персональными.
Мастера-ювелиры,
отработав день, перед уходом домой мыли руки. Вода текла из крана и сливалась в
большие емкости. Эту воду покупали на фабрике практичные немцы. Вероятно, они
как-то процеживали или выпаривали воду, чтобы собрать мельчайшие частицы
золота, смытые с рук мастеров. Помню, как мы, дети, кричали из окон дома:
«Смотрите, смотрите, немцы за водой приехали». Охрана фабрики была хорошо
продумана. После окончания рабочего дня начался обход всей территории фабрики и
двора. Он был организован так: в пяти местах (1 – на верхнем этаже, 2 – на
нижнем этаже фабричного корпуса, 3 – на каменной стене, отделявшей территорию
от соседнего двора, 4 – около сараев, 5—у черного выхода жилого корпуса) были
установлены небольшие деревянные ящички. В них на цепочках висели ключи от
специальных часов. Часы могли быть заведены только этими ключами в строго
определенном порядке всего на один час. Таким образом, получалось, что сторож с
часами должен был постоянно обходить территорию от ящичка к ящичку. Иначе часы
остановились бы, а подвести их было нельзя.
Сторожами и
дворниками на фабрике были очень добросовестные люди, татары по национальности.
Жена одного из них, ее звали Фамида, часто помогала моей матери при стирке
белья.
ОЖЕРЕЛЬЕ
ГЕЛЬЦЕР
Однажды – мне
было лет двенадцать – я поднялась на четвертый этаж в кабинет отца, чтобы
позвонить подруге (в нашей квартире телефона не было). На столе отца лежали
вещи, приготовленные к отправке в магазин. Это были роскошные ожерелье и
диадема с бриллиантами и изумрудами. Увидев эти изделия, я от восхищения тотчас
забыла, зачем пришла сюда и стояла несколько минут, любуясь и восторгаясь.
Позже я узнала, что это были подарки для известной балерины Гельцер, заказанные
поклонниками к ее бенефису. Изумруды были выбраны для нее не случайно. У
балерины были красивые рыжие волосы и зеленый цвет камней, безусловно, был ей
очень к лицу.
ЗАКАЗ
ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ
Непосредственных
заказов от царского двора Московское ювелирное отделение не имело. Был у моего отца
интересный личный заказ. Отцу сообщили, что с ним желает встретиться великая
княгиня Елизавета Федоровна, сестра императрицы Александры Федоровны. Елизавета
Федоровна некоторое время назад приняла белое монашество. Произошло это после
убийства ее мужа, генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея
Александровича, эсером Каляевым. Елизавета Федоровна основала в Замоскворечье
Марфо-Мариинскую обитель. Туда, в ее апартаменты и поехал отец в присланном за
ним экипаже. Он пробыл у Елизаветы Федоровны почти целый день и, вернувшись к
вечеру, рассказывал дома о том, как любезно и внимательно принимала его
хозяйка, угощала завтраком, расспрашивала о семье, о работе. Просьба ее к отцу
заключалась в том, чтобы он передал кое-что из ее фамильных драгоценностей на
вещи более мелкие и простые. Этим отец и занимался, проводя в ее доме за
работой по нескольку часов в течение нескольких дней. Небольшие и ставшие
гораздо более скромными украшения великая княгиня собиралась раздарить на
память своим приближенным.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
После 1917 г.
Московский филиал, как и вся фирма Фаберже, был закрыт, работники распущены.
Мой отец остался без работы, а семья наша – без средств к существованию. В
голодном 1920 г. Умерла моя мать. Во время мятежа в Ярославле погибли мой дядя
Эдуард и двоюродные братья Дмитрий и Борис. Моих родных братьев унесли
империалистическая и гражданская войны. Наша квартира в Большом Кисельном
переулке была занята Невским оптическим обществом.
Отец до 1927 г . числился в Московском
ювелирном товариществе, но никакой серьезной работы у него там не было. В
1920-е гг. Отец сохранил добрые отношения со многими бывшими сотрудниками и
заказчиками фирмы. Александр Степанович Аверкиев, бывший присяжный поверенный и
директор Московского филиала фирмы, был посаженным отцом на моей свадьбе в 1922 г . А пролетку с
запряженной в нее белой лошадью для молодоженов по просьбе отца предоставил
китайский посол.
Артур Иванович
Миткевич умер в 1960 г. на 96-м году жизни в Москве в окружении своих близких.
Комментариев нет:
Отправить комментарий