Фаберже после Фаберже

Феномен Фаберже, имя которого ассоциируется с пасхальными яйцами, можно уподобить яйцу. Этот феномен имеет тройственную структуру: личность, бренд, миф. В центре, как желток, находится личность мастера, вокруг которой сформировалась, как белок, его фирма, ставшая прославленным брендом, и, наконец, сверху это все обросло скорлупой мифа.

Бренд Фаберже приобрел известность во всем мире – и в Европе, и в Америке, и в Сиаме - к началу XX века. А первая публикация, посвященная его деятельности, появилась в 1916 году в журнале «Столица и усадьба». Корреспонденту чудом удалось разговорить, как он его называл, «старика Фаберже», и мастер дал первое и последнее в своей жизни интервью. Затем последовала революция, за ней – смерть Карла Густавовича в 1920 году, и наступило забвение, которое продолжалось тридцать лет, пока в 1949 году не вышла книга Генри Чарльза Бэйнбриджа, посвященная Карлу Фаберже. Вскоре после этого в 1953 году издал свою монографию «Искусство Фаберже» Кеннет Сноумен. Этих авторов можно считать фабержеведами первого поколения. Они опирались на сведения, полученные непосредственно от сыновей Карла Фаберже, а также на свой личный опыт.

Бэйнбридж возглавлял лондонский филиал фирмы, встречался с Фаберже в Петербурге и Лондоне. Кеннет Сноумен – сын и наследник Эммануэля Сноумена, владельца антикварного магазина «Вартски» в Лондоне, который до сих пор специализируется на продаже русского декоративно-прикладного искусства, в том числе и Фаберже.

Свою специализацию магазин «Вартски» приобрел усилиями Сноумена-старшего. Эммануэль Сноумен активно скупал изделия Фаберже в Москве в период с 1925 по 1938 год и приобрел, в частности, 9 яиц Фаберже, которые до революции принадлежали последним русским императрицам (ныне эти яйца находятся в частных коллекциях).

Кеннет Сноумен родился в 1919 году, за год до смерти Фаберже, и никогда, в отличие от Бейнбриджа, с ним лично не встречался, зато в детстве играл с яйцами Фаберже. Среди покупок отца были, действительно, весьма занятные с точки зрения ребенка - яйцо «Коронационное» с действующей моделью кареты, яйца «Лебедь» и «Павлин» с заводными птичками. Сегодня одно такое пасхальное яйцо от Фаберже оценивается в диапазоне от 30 до 40 миллионов долларов. Вряд ли найдется другой ребенок, который может похвастаться подобными игрушками. Этот факт не только забавен, но и весьма показателен: он наглядно демонстрирует, какое отношение к наследию Фаберже существовало в 20-30-е годы XX века даже среди профессионалов.

Огромную помощь Бэйнбриджу и Сноумену-младшему в работе над книгами оказал Евгений Карлович Фаберже, который был правой рукой отца в главном, петербургском филиале фирмы, а после революции жил в Париже. Он щедро делился информацией с исследователями. Выход книги Сноумена Евгений Карлович благословил своим предисловием. Он написал, что деятельность его отца отличали скрупулезное внимание к деталям и тщательное изучение предмета. Этими же качествами, по его словам, обладает и книга Сноумена. Тем самым Евгений Фаберже сформулировал требование адекватности исследования предмету исследования и задал стандарт качества для будущих фабержеведов.

Нужно отдать должное Бейнбриджу и Сноумену: благодаря им забытое имя Фаберже обретает популярность на Западе после Второй мировой войны, в 1950-е годы. В «Дневнике одного гения» Сальвадора Дали среди записей 1958 года можно прочитать описание похода в ресторан: «Только я собирался усесться, как меня позвали за соседний столик, чтобы поинтересоваться, не смогу ли я сделать яйцо из стали в стиле Фаберже. Яйцо это предназначалось для хранения жемчужины».

Как видим, уже в конце 50-х годов возник спрос и на вещи Фаберже, и на стиль Фаберже. В 60-е годы этот спрос стал быстро расти, поскольку ведущую роль в популяризации Фаберже играли светский лев Малкольм Форбс и идол массовой культуры Джеймс Бонд.

В 1960-м году с Малкольмом Форбсом произошло событие, о котором он сам говорил так: «Я подцепил вирус Фаберже». Медиамагнат Малкольм Форбс -ровесник Кеннета Сноумена, оба родились в 1919 году. Малкольм преуспел во всем. За 30 лет ему удалось сделать журнал, основанный его отцом Берти Форбсом, деловым изданием номер один в мире и собрать прекрасную коллекцию изделий Фаберже из 400 предметов. Будучи многодетным отцом, Малкольм славился многочисленными увлечениями: пристрастием к мотоциклам, к красивым мальчикам, к Элизабет Тэйлор. Все совмещалось в его широкой душе. Крайне азартный человек, он вел экстравагантный образ жизни, тратил огромные деньги на модные вечеринки, гонял на мотоцикле в качестве эскорта Элизабет Тейлор, коллекционировал яхты, самолеты, мотоциклы и яйца Фаберже. Являясь законодателем моды, трендсеттером своего времени, он заразил вирусом Фаберже международную элиту, подобно тому, как некогда это сделала русская императрица Мария Федоровна.

Малкольм был убежденным сторонником свободных рынков и свободных отношений. Поэтому его собирательский азарт подогревался антикоммунистическим настроем. Он поставил цель «победить Кремль», в собрании которого после большевистских распродаж осталось 10 императорских яиц Фаберже. Приобретя на аукционе 11-е яйцо, Форбс отпраздновал победу: зарегистрировал свою коллекцию в книге рекордов Гиннеса как самую большую в мире. Его последним издательским проектом стал журнал, посвященный ночной жизни Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, большим знатоком которой он являлся. В честь своей прославленной коллекции он назвал свой последний журнал коротко - «Egg», т.е. «Яйцо». В 1990 году, незадолго до смерти, Малкольм, как великодушный победитель, предоставил свою коллекцию для выставки, которая проходила на территории побежденных, в Кремле.

Экстравагантная, яркая и широко публичная персона М.Форбса значительно подогрела как цены на изделия Фаберже, так и интерес к ним, причем не только среди коллекционеров. Например, в американской школе в 1970-е годы ученикам могли дать на дом задание – написать реферат о творчестве Фаберже. И однажды такое задание получил собственный сын Малкольма, Кристофер. На помощь ему пришла та самая книга Кеннета Сноумена, о которой говорилось выше. Кристофер признается: «Когда я учился в школе, то как-то раз в качестве домашнего задания мне нужно было написать реферат о творчестве Фаберже, и я аккуратно переписал целые абзацы из этой книги, о чем никто не догадался». Впоследствии Кристофер сам написал книгу, посвященную коллекции отца, а в 2004 году занимался продажей этой коллекции В.Вексельбергу.

Немалый вклад в популяризацию Фаберже внес и Ян Флеминг, создатель Джеймса Бонда. Флеминг был большим другом Кеннета Сноумена и в 1963 году сделал яйцо Фаберже центром интриги в рассказе «Собственность леди», а самого антиквара Сноумена – главным персонажем, наряду с Джеймсом Бондом. Вот как антикварный магазин «Вартски» и его хозяин увековечены автором бондианы:

«У «Вартски» был офис со скромным, но ультрамодным фасадом на Риджент-стрит, 138. Оконная витрина с умеренной экспозицией современных и антикварных ювелирных изделий даже намеком не выдавала, что хозяин был величайшим в мире торговцем изделиями Фаберже. Интерьер - серый ковер, стены, отделанные древесиной сикомора, несколько непрезентабельных витрин - все это было не похоже на восхитительные залы Картье, Бутеро или Ван Клифа, но ряд обрамленных рамками высочайших рекомендаций от королевы Мэри, королевы-матери, короля Павла Греческого и, как ни странно, от короля Дании Фредерика IX, свидетельствовали о том, что это был не простой ювелир. 

Джеймс Бонд справился о г-не Кеннете Сноумене. Приятной наружности и хорошо одетый мужчина лет сорока отделился от группы людей, склонивших свои головы над чем-то в глубине комнаты, и подошел к Бонду.

Бонд спокойно представился: 
 - Я из Разведывательного управления. Мы можем поговорить?

Умные наблюдательные глаза, казалось, даже не взглянули на него. Человек улыбнулся. 
- Пройдем вниз.

Он пошел вперед и вниз по узкой, застеленной толстым ковром лестнице в просторную, сверкающую огнями выставочную комнату, которая, судя по всему, и была истинным хранилищем ценностей. Золото и алмазы, шлифованные драгоценные камни сверкали в ярко освещенных витринах, установленных вдоль стен».

Сюжет рассказа заключается в следующем. Английская разведка узнает, что дочь эмигрантов из России, агент КГБ Мария Фройденштейн, в свое время перевербованная МИ-5, получила из Парижа посылку, якобы от своих родственников, а в ней – яйцо Фаберже под названием «Изумрудный шар», которое выдумал Флеминг. Двойной агент Мария намерена продать яйцо на аукционе Сотбис. Бонд и его коллега М. полагают, что яйцо происходит из Москвы, и с его помощью КГБ, который не подозревает о двойной игре Марии, намерен расплатиться за ее услуги. Выступать в качестве покупателя на аукционе будет Кеннет Сноумен из антикварного магазина «Вартски». Бонду нужно выявить резидента советской разведки, который, как он полагает, явится на аукцион, чтобы взвинтить цену во время торгов. Этим советский резидент сможет убить сразу двух зайцев: увеличит вырученную сумму и поднимет мировой уровень цен на Фаберже, что в интересах советской стороны как владельца подобных изделий. Чтобы попасть на аукцион, Бонд обращается к Сноумену, а затем с его помощью успешно вычисляет советского резидента.

Интересен разговор между экспертом доктором Фэншейвом, Бондом и его коллегой М., поскольку дает яркое представление о том, как воспринималась фигура Фаберже на Западе в начале 1960-х годов, о той магической атмосфере, которая окружала его имя в ту пору, когда в России он был прочно забыт и его имя вообще не произносилось:

- Конечно, конечно, - доктор Фэншейв бросил быстрый взгляд на Бонда и опять отвел глаза. Он обращался к своим башмакам. - Видите ли, дело обстоит так, г-н командор. Вы, несомненно, слышали о личности по имени Фаберже. Знаменитый русский ювелир. 
- Тот, который делал пасхальные яйца для царя и царицы до революции. 
 - Это действительно было одним из направлений его деятельности. Он сделал много других изумительных вещей, которые можно коротко определить как предметы антиквариата. В настоящее время на аукционах лучшие экземпляры идут по баснословной цене - 50.000 фунтов и даже больше. А недавно в нашу страну доставлен поистине самый изумительный предмет - так называемый "Изумрудный шар", работа наивысшего класса из всего, что известно на сегодня. О нем знали лишь по рисункам самого великого ювелира. Это сокровище прибыло заказной почтой из Парижа. Я не сомневаюсь, что это подлинник. О том же  свидетельствует г-н Сноумен из фирмы "Вартски", торговец антиквариатом и крупнейший в мире эксперт во всем, что касается Фаберже. Это, несомненно, утерянный шедевр, от которого остался лишь набросок самого Карла Фаберже. 
- А по поводу его происхождения? Что эксперты говорят об этом? 
- Все соответствует. Все величайшие произведения Фаберже приобретались почти всегда по частным каналам. Мисс Фройденштейн говорит, что ее бабушка была очень богата до революции - она занималась производством фарфора. Девяносто девять процентов всего, что делал Фаберже, оказалось за границей. В Кремле осталось лишь немногие экземпляры - их зарегистрировали просто как "дореволюционные образцы русского ювелирного искусства", Официальное отношение советских властей сводилось всегда к тому, что это просто буржуйские безделушки. Они пренебрегали ими, как пренебрегали и превосходным собранием французских импрессионистов. 
 - Но все же Советы сохранили некоторые экземпляры работ этого Фаберже. Возможно ли, что эта изумрудная штука хранилась в тайне где-нибудь в Кремле в течение всех этих лет? 
 - Конечно. Кремлевские сокровища - это загадка. Никто не знает, сколько и чего они там прячут. Только совсем недавно они выставили на обозрение то, что захотели выставить. 

И, наконец, Флеминг описывает эффект, который производит шедевр Фаберже на публику:

«Внезапное молчание наступило, когда высокий пьедестал, задрапированный черным бархатом, был внесен в зал с особой торжественностью и установлен перед кафедрой аукциониста. Затем овальный красивый футляр, обитый чем-то наподобие белого бархата, был водружен на вершину пьедестала, и старший смотритель в серой униформе с винно-красными рукавами, воротничком и хлястиком с поклоном открыл его, вынул лот "номер 42" и, положив его на черный бархат, убрал футляр. …Пронесся вздох восхищения по залу, и даже сотрудники и эксперты за высоким столом позади аукциониста, привычные к виду коронных драгоценностей всех стран Европы, которые проходили перед их глазами, вытянулись вперед, чтобы лучше видеть».

Рассказ «Собственность леди» лег в основу комиксов, а также вошел в качестве одной из сюжетных линий в бондовский боевик «Осьминожка», выпущенный в прокат в 1983 году. За Бондом к этому времени уже закрепился титул «мистер совершенство», а за Фаберже – титул «мастер совершенство». В саундтреке к фильму 1977 году Бонду дана такая характеристика: «Nobody does it better. Nobody does it half as good as you. There's some kind of magic inside you. How'd you learn to do the things you do?», т.е. «Никто не сделает лучше тебя. Никто не достигнет и половины твоего совершенства. В тебе сокрыта некая магия. Как ты научился тому, что делаешь?». Эти слова вполне можно принять за цитату из типичной монографии, посвященной Фаберже. И английского агента, и русского ювелира окутывал сказочный ореол.

С помощью Малкольма Форбса и Джеймса Бонда Фаберже не просто входит в моду, но превращается в фетиш. Фетишизация Фаберже происходит одновременно на двух фронтах – элитарном и массовом. Форбс и Бонд олицетворяют соответственно эти два фронта, две стороны процесса. С одной стороны, Фаберже становится атрибутом роскошной жизни, самым желанным объектом коллекционирования в среде мировой элиты, с другой стороны – персонажем массовой культуры, фигурантом комиксов и боевиков.

С ростом популярности фигура Фаберже привлекла новых исследователей – их можно назвать фабержеведами второго поколения. К сожалению, выдерживать высокий стандарт, заданный Евгением Фаберже, было крайне трудно, даже при наличии доброй воли со стороны исследователя, по причине информационного вакуума. Исследователи второго поколения не имели личного опыта общения ни с Карлом Фаберже, ни с его сыновьями, которые к тому времени уже умерли. Архивы фирмы были конфискованы чекистами в Петрограде в 1919 году, советские государственные архивы засекречены и закрыты. В научный обиход долгие годы не вводились новые источники и документы, отсутствовала элементарная фактография. Не было точно известно даже количество пасхальных яиц, изготовленных Фаберже, в какие годы и для кого из императриц делались яйца. Подход, основанный на «скрупулезном внимании к деталям и тщательном изучении предмета», был невозможен.

Информационный вакуум в условиях растущей популярности Фаберже приводил к тому, что новые исследователи в лучшем случае пересказывали старые книги Бэйнбриджа и Сноумена, а в худшем – сочиняли небылицы. Среди фабержеведов второго поколения стало хорошим тоном ссылаться на чутье, которое наиболее авторитетный из них, Геза фон Габсбург, называет «кишкой», «gut», а свой метод описывает так: «мне моя кишка подсказывает, где Фаберже, а где нет».

По мере того, как популярность Фаберже росла, западное фабержеведение все более превращалось в сферу домыслов и гаданий, добросовестных заблуждений, а подчас и бессовестных обманов, за которыми следовали скандалы и судебные иски.

Таким образом, бум Фаберже, который разразился на Западе в 1960-е годы, способствовал не столько научному его изучению, сколько мифологизации. На миф «работали» и гламурный культ, и стремительный взлет цен, и причастность к бондиане, и скандалы с подделками. В результате произошло невероятное разрастание скорлупы мифа.

*

Если на Западе после Второй мировой войны интерес к Фаберже непрерывно возрастал, но наблюдалась нехватка знаний, то в Советском Союзе не было ни интереса, ни знаний. Искусство придворных ювелиров игнорировалось в полном соответствии со словами Яна Флеминга: «официальное отношение сводилось к тому, что это буржуйские безделушки».

Первым громким упоминанием о Фаберже в Советском союзе мы обязаны отнюдь не искусствоведам, а кинематографистам, точнее - сценаристам сериала «Следствие ведут знатоки» Ольге и Александру Лавровым. Это произошло в 1979 году, когда на телеэкраны вышел 14-й выпуск под названием «Подпасок с огурцом». В нем фигурирует некий Ким Фалеев, которого играет Николай Караченцов. Талантливый мастер, Ким изготавливает фальшивки под Фаберже для семейства Боборыкиных, которое промышляет продажей подделок. Образцы он берет из привезенной из-за границы книги Сноумена, той самой. Фалеев настолько точно усвоил манеру мастера, что искусствоведы считали его работы подлинным Фаберже, и настоящее авторство обнаружилось только после спектрального анализа.

Прототипом Кима Фалеева являлся неоднократно судимый легендарный Михаил Монастырский. В данном случае киноискусство не осталось в долгу у жизни и, в свою очередь, подбросило ей сюжет. Изображенная в фильме ситуация повторилась в реальности: работа Монастырского (конь-тяжеловес из обсидиана) была признана искусствоведами, на основе все того же чутья, подлинным Фаберже и находилась в экспозиции Оружейной палаты Кремля вплоть до 1988 года, пока Монастырский сам не доказал свое авторство.

Только через десять лет после выхода фильма, в 1989 году, в Елагином дворце состоялась первая выставка «Великий Фаберже – искусство ювелиров придворной фирмы», которая дала толчок к существенным изменениям в отношении к феномену Фаберже.

Однако, чтобы добраться до белка и желтка, до личности мастера и дела его жизни, требовалось пробить толстую скорлупу мифа, образовавшуюся за 30 лет западного ажиотажа. Искусствоведы, музейные хранители Оружейной палаты и Эрмитажа не спешили это делать, проявляя то ли инерцию, то ли слепоту, то ли снобизм, то ли все это вместе взятое. Так, например, хранитель Государственного Эрмитажа Марина Лопато неоднократно выражала крайне негативное отношение к Фаберже, называя его «одиозной личностью», и к его стилю: «если можно назвать стилем беззастенчивое заимствование отовсюду, часто действительно на грани китча».

Задачу пробить скорлупу мифа, очистить от нее феномен Фаберже взял на себя Валентин Скурлов, который работал в НИИ ювелирной промышленности. Когда в годы перестройки началась архивная революция, он совершил свою революцию в фабержеведении и заполнил многолетний информационный вакуум. Он первым получил доступ к засекреченным советским архивам, а также к семейным архивам, которые хранятся в Швейцарии у Татьяны Фаберже, правнучки ювелира.

Его самоотверженные поиски увенчались фантастическим, но заслуженным успехом. Ему удалось обнаружить множество уникальных документов, в том числе - воспоминания главного дизайнера фирмы Франца Бирбаума и счета на императорские пасхальные яйца. Воспоминания Франца Бирбаума – это библия фабержеведа, и сегодня ни один текст, посвященный ювелиру, не обходится без их цитирования.

Обнаружение счетов на императорские яйца положило конец многолетним заблуждениям, а заодно и основанному на этих заблуждениях первенству Малкольма Форбса. Выяснилось, что из  одиннадцати яиц его коллекции два яйца – «Шантеклер» и «Весенние цветы» - не являются императорскими, и в 1997 году Форбс был вычеркнут из книги рекордов Гиннеса, а его место заняла Оружейная палата как обладательница самой большой коллекции императорских яиц из 10 штук. Восстановление первенства Оружейной палаты - справедливая дань памяти и уважения забытому подвигу музейщиков 20-30 –х годов во главе с заведующим Оружейной палаты Дмитрием Ивановым. Они отстаивали коллекцию буквально ценой жизни и свободы в период массовых распродаж культурных ценностей.

Значение этих открытий для исследования Фаберже можно сравнить с обнаружением свитков Мертвого моря или с расшифровкой Розеттского камня. После таких находок В.Скурлов мог бы всю жизнь почивать на лаврах, но это не в его характере. Он постоянно вводит в научный обиход новые сведения, обнаруженные в результате изучения архивов. Например, в одной из последних книг опубликован максимально полный на данный момент список сотрудников фирмы Фаберже, включая фирмы и мастеров, которые сотрудничали с Фаберже.

В.Скурлов разгадал алгоритмы формирования инвентарных номеров, присваиваемых произведениям фирмы Фаберже. Теперь можно установить точный год и место изготовления тех изделий, датировка которых до сего времени не была доподлинно известна.

В.Скурловым создана уникальная база данных по произведениям фирмы Фаберже (на основе инвентарных номеров, архивных документов, счетов на оплату и иной подтверждающей информации).

Его голова – это кипящий архив, который постоянно пополняется. Валентина Васильевича волнуют не только судьбы вещей, но и судьбы людей. А Фаберже – это такой перекресток, где пересекались человеческие судьбы, с ним были связаны сотни людей: мастера, художники, партнеры, конкуренты, клиенты, среди которых и королевы, и балерины.

Для Валентина Васильевича все эти люди – как члены его собственной семьи. Он помнит их личные драмы, дни их рождений и свадеб –  между прочим, все эти даты отмечались подарками от Фаберже, и Скурлов помнит, какими.  Он готов мотаться по дрезденским кладбищам и разыскивать могилу матери Карла Фаберже, чтобы на свои средства установить там монумент. Он мчится в Хельсинки, чтобы встретиться с внуком Фаберже, или в Баку, чтобы поговорить с внучкой мастера Михаила Перхина. Многие персонажи – уже ушедшая натура, которую он успел захватить в последний момент. Все это тоже входит в понятие «фабержеведение по-скурловски». Скурлов – признанный мастер архивных исследований, но при этом он не замыкается в архивах, фабержеведение в его исполнении превращается в удивительно живое дело.

Если к Валентину Васильевичу обратиться с вопросом – ответ последует немедленно, самый подробный, с цитатами и ссылками, и неважно, где он при этом находится – в Швейцарии или в Красноярске. А он постоянно колесит по свету, и постоянно занят.

Л.Я.Гинзбург заметила, что биограф прокладывает путь от факта к его значению. Но когда имеешь дело с империей Фаберже, сгинувшей вместе с Российской империей, задача осложняется тем, что в распоряжении биографа и исследователя отсутствуют сами факты – отправная точка пути. Благодаря найденным и опубликованным В.Скурловым документам эти факты открываются, появляется возможность проложить путь к их значению, и постепенно из-под скорлупы мифа проступают и живая личность Фаберже, и реальный масштаб его дела.

Благодаря В.Скурлову стал возможен тот подход, о котором говорил Евгений Фаберже: внимание к деталям и изучение предмета. Фабержеведение приобрело характер исторической науки, поскольку смогло опереться на документ. Без документа не может быть истории – остается только мифология. Без документа не может быть и научной экспертизы – остается только «чутье».

Эпоху после Фаберже можно поделить на три периода, каждый примерно по тридцать лет: первое тридцатилетие – забвение, второе тридцатилетие – мифологизация, третье тридцатилетие – историко-архивный подход, у истоков которого стоит В.Скурлов.

В двадцать первом веке уже не принято ограничиваться «чутьем». Фабержеведы третьего поколения вслед за В.Скурловым признали значение историко-архивного подхода, хотя он требует большого терпения, затрат времени и сил. Большой интерес представляют изыскания Уллы Тилландер из Финляндии и Кирана Маккарти из Англии. Помимо России именно Финляндия и Англия – наиболее перспективные страны, которые сулят исследователю документальный улов, что имеет свои причины. В Финляндии после революции жили многие мастера фирмы, а также Агафон Карлович Фаберже, а в Англии функционировало отделение фирмы. В этих странах сохранились частные коллекции с безупречным провенансом, архивы семей с перепиской и дневниками.

Однако не следует сбрасывать со счетов возможность любых сюрпризов – так, например, архив Бейнбриджа обнаружился в ЮАР, где сейчас живут его потомки. Фабержеведа открытия могут ждать в любой точке земного шара.

В.Скурлов своими архивными открытиями щедро делится с читателями. Он является автором 25 книг и монографий, а также более 300  статей по истории ювелирного искусства – что само по себе позволяет судить о количестве сделанных находок, больших и малых.

Однако В.Скурлов не ограничивается историко-архивной и публикаторской работой, хотя ее более, чем достаточно, чтобы считать его выдающимся исследователем. Деятельность В.Скурлова необычайно разнообразна, она включает увековечение памяти Карла Фаберже и его соратников, а также поощрение и объединение продолжателей его дела.

В 1996 году был создан Мемориальный Фонд Фаберже. Движущей силой Фонда являются его президент Татьяна Федоровна Фаберже и ученый секретарь, эксперт Министерства культуры РФ и аукционного дома «Кристи» Валентин Васильевич Скурлов. Только на их энтузиазме Фонд ведет огромную работу, включая уход за могилами К.Фаберже, членов его семьи и даже его мастеров. В числе заслуг фонда – открытие памятника Карлу Фаберже в Петербурге в 1996 году, на этой церемонии присутствовала Т.Фаберже.

Мемориальный Фонд Фаберже взял на себя миссию, которую провозгласил в 1912 году Союз ювелиров России: «попечение о чести сословия и о солидарности между членами Союза». Воздавая должное тем, кто поддерживает честь сословия в наше время, Фонд отыскивает и награждает лучших ювелиров, камнерезов, реставраторов, граверов, которые трудятся не только в столицах, но и в провинции - например, в Златоусте и Иркутске, не только в России, но и за ее пределами на территории бывшего СССР.

В свое время Карл Фаберже сформулировал принцип: «мастерство и фантазия превыше стоимости материалов». Сегодня очень актуален девиз «мастерство и фантазия превыше политических границ». В своем попечении о солидарности сословия ювелиров В.Скурлов и Т.Фаберже, которая отметила в 2015 году свое 85-летие, совершают многочисленные поездки и наводят мосты поверх границ. Благодаря стараниям В.Скурлова Карл Фаберже и после своей смерти продолжает объединять людей.

По результатам поездок написаны очерки о традициях Фаберже в украинском ювелирном искусстве, об истории и состоянии ювелирного дела в Крыму, России, Казахстане, Эстонии, Кыргызстане, Азербайджане.

При этом В.Скурлов обращает внимание на судьбы людей, открывает удивительные детали, что так ценили и Карл Фаберже, и его сын Евгений. Например, от В.Скурлова мы узнаем, что внук и внучка Михаила Перхина, главного мастера фирмы Фаберже, жили в Баку. В 1965 году внук увидел в Оружейной палате пасхальные яйца, сделанные его дедом, и в 1966 году передал музею семейную реликвию – кружку с портретом деда. Благодаря этой заветной кружке известно, как выглядел Михиал Перхин, именно этот портрет воспроизводится во всех изданиях. Внука Михаила Перхина В.Скурлов не застал в живых, а внучку успел застать за год до ее смерти.

Если деятельность В.Скурлова, связанная с увековечиванием памяти Фаберже и поощрением продолжателей его дела, более или менее известна, то есть деятельность, о которой никто не знает – кроме тех, кого она касается. Говоря официальным языком, это «возрождение регионов». Говоря человеческим языком, это возвращение памяти и самосознания маленьким, забытым, а главное, себя забывшим городам.

В начале 20-го века с Фаберже сотрудничал прекрасный художник-миниатюрист Василий Зуев, родом из Чердаклы под Симбирском. Его имя упомянул Франц Бирбаум в тех самых мемуарах, которые обнаружил В.Скурлов, больше о художнике ничего не было известно, даже то, что Василий Зуев в 1917 году вернулся на родину. Он помалкивал о своем прошлом, о том, что Николай Второй повелел: «чтобы мои и моей семьи портреты для миниатюр писал только Зуев», но все равно в 1930-е годы был арестован за то, что «царскую рожу рисовал». Несмотря на ответ: «Я же художник. Хотите – и вашу нарисую» был, к счастью, отпущен. Умер в 1941 году.

Два года назад в кабинет директора чердаклинского дома творчества постучался странный человек из Петербурга, которому почему-то ни в Швейцарии, ни в культурной столице не сидится. Он и рассказал чердаклинцам про их земляка. Дядю Васю припомнил внучатый племянник: «Да, тихий такой был. Иногда рисовал что-то в блокнотике».

 Сегодня в Чердаклы есть музей Василия Зуева, фестиваль и премия Василия Зуева, конкурс детских рисунков имени Василия Зуева. Готовится к выходу уже вторая монография, посвященная Василию Зуеву. И это все без федеральных программ «патриотического воспитания» и распиливания бюджетных средств под флагом «духовности». Оказывается, можно добиться невероятных результатов в одиночку, заражая «вирусом Фаберже», личным интересом и неравнодушием.

Когда оцениваешь объем сделанного В.Скурловым, возникает впечатление, что работает целый институт, а в нем многочисленные отделы: научно-исследовательский, издательский, экспертный, мемориальный, организационный, просветительский. Но нет, это все один человек. Правда, для этого нужно быть Скурловым. В 2017 году В.Скурлову присвоено звание почетного академика Российской Академии Художеств  - за вклад в исследование русского ювелирного и камнерезного искусства, который является без преувеличения огромным.

Существуют устойчивые ассоциации: поэт – Пушкин, фрукт – яблоко, Фаберже – яйца. К списку таких ассоциативных пар можно добавить еще одну: Фаберже – Скурлов, поскольку Валентин Скурлов – это целая эпоха в исследовании жизни и творчества Карла Фаберже.

Ирина Климовицкая, литератор.

Санкт – Петербург. Октябрь 2017 г.