ПАСХАЛЬНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ

Воспоминания Лидии Артуровны Миткевич-Жолтко, дочери мастера, заведующего ювелирным отделением московской фабрики фирмы Фаберже

Эти вещи со мной уже более двадцати пет. И с каждым годом я все больше чувствую их ценность. Именно чувствую духовную ценность этих материальных вещей. Золото, бриллианты, рубины, серебро, перламутр — среди этих малень­ких вещиц нет шедевров ювелирного искусства, но для меня и моей семьи эти вещи — подлинные семейные реликвии. У каждой есть своя история. Вот маленькие подвески-«яички», которые мой прадед дарил своей дочери, моей бабушке, каждый год по одному на Пасху, в апреле. Дочку очень ждали — в семье Миткевичей уже было два сына. И вот наконец она появилась и именно в апреле; назвали Лидией, и день святой Лидии — тоже в апреле. Все как будто «сошлось», и вот стали год за годом добавляться на золотой цепочке то голубое, то беленькое, то темно-красное или же другое «яичко», и получилось наконец очаровательное пасхальное ожерелье — изысканное и оригинальное. К сожале­нию, до меня оно не дошло в таком задуманном и воплощенном прадедом виде — осталось лишь несколько подвесок. Их тоже дарила мне бабушка, когда я взрос­лела, но о том, что это было пасхальное ожерелье, я узнала много позже.

На запястье левой руки бабушка носит золотой ободок. Эта вещь с ней уже больше семидесяти лет, и каждый раз, когда она говорит о ней, я чувствую, как она снова вспоминает и переживает ту печальную минуту, когда отец снял этот браслет с руки ее умершей матери, Марии Андреевны, и надел на руку дочери. С тех пор она его не снимала. Да, иногда вещи живут дольше людей.

Бабушка сидит рядом со мной, вспоминает и рассказывает о своем детстве и юности. Что-то из этих рассказов я знаю, слышала не раз, что-то узнаю впервые. Я записываю отдельные эпизоды, ведь бабушкины глаза уже не позволяют ей этого сделать. Воспоминания нанизываются как подвески на цепочку, складываясь в нечто единое — жизнь. Эти воспоминания о далеких ушедших днях становятся мне все ближе и дороже, соединяя век нынешний и век минувший.

ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ

В Москву мы переехали из Петербурга в 1902 г. Мне было уже пять лет, и я хорошо помню, как на вокзале мы садились в поезд, было много провожаю­щих — родных и друзей. Прощание с Петербургом было вызвано новым назна­чением отца. В Петербурге он несколько лет успешно проработал в ювелирной фирме Болина, проявил себя как отличный мастер с выраженными задатками руководителя. Его порекомендовали Карлу Фаберже, и тот предложил ему место заведующего нивелирным отделением Московского филиала известной уже тогда фирмы Фаберже.

Мой отец, Артур Янович (в России — Иванович) Миткевич-Жолтко происхо­дил из семьи потомственных польских дворян. Но доходов семья не имела: родители рано умерли, родовое имение и конный завод, находившиеся в Могилевской губернии, были проданы.

В семье Миткевичей было семь братьев. Все они получили хорошее обра­зование, окончив Гатчинский сиротский институт. Артур с юности к наукам не тяготея, высшего образования так и не получил, зато руки имел такие умелые, что все в семье обращались к нему за любыми поделками: коньки заточить, что-то починить, приладить. Позже он нашел себя в тонком и кропотливом ювелирном ремесле.

По прибытии в Москву наша семья, в которой было четверо детей, сняла небольшую квартиру на Троицкой улице, в недавно отстроенном «доме мадам Глюк». За последующие четыре-пять лет мы переезжали несколько раз. Нако­нец освободилась квартира в доме, который находился во дворе ювелирной фабрики, расположенной в Большом Кисельном переулке, и наша семья перемес­тилась туда. Квартира была на первом этаже, имела четыре комнаты, кухню и еще две большие прихожие — парадную и заднюю, черным ходом выходившую на задний двор. Во дворе был маленький палисадник, клочок земли, которым никто не занимался. Когда я подросла, то обустроила его, посадила цветы, какую-то зелень. Там была и беседка, где мы летними вечерами любили пить чай.

Этажом выше жила семья Чепурнова, заведующего серебряным отделением фабрики. Б этой семье было пять дочерей: Евдокия, Мария, Валентина, Клав­дия, Полина и сын Михаил, с которыми я и братья в детстве часто общались. На втором этаже жил также бухгалтер фабрики, немец по национальности.

ЗАКАЗЧИКИ И ПРИКАЗЧИКИ

Ювелирное отделение, которым заведовал мой отец, занимало четвертый этаж фабричного корпуса. Там же находился кабинет отца с телефоном. В кабинете стоял громадный несгораемый шкаф, в который в конце рабочего дня убирались отдельные ящики с работой каждого мастера. Под началом отца работало до сорока мастеров-ювелиров разных специальностей: монтировщи­ки, закрепщики, шлифовщики, специалисты по эмали.

Напротив кабинета отца располагалась комната, где постоянно много лет жили «два Николая». Это были так называемые артельщики — честнейшие люди, которым доверялись ответственные поручения по доставке драгоценных камней и готовых заказов из магазина Фаберже на углу Кузнецкого моста и Неглинной на фабрику и обратно.

Основная работа Московского ювелирного отделения заключалась в вы­полнении заказов частных лиц — состоятельных людей, купцов, актеров, музы­кантов. В магазине Фаберже готовые изделия, как правило, не предлагались. Заботясь о престиже, фирма не практиковала тиражирования ювелирных изде­лий, они были штучными, индивидуальными. Заказчик приходил в магазин и говорил о своем желаемом приобретении. Приказчик расспрашивал его об изделии, которое клиент хотел бы иметь, уточнял, из какого металла, с какими камнями, на какую сумму. При магазине работали шесть художников, занимав­ших помещение над магазином. Заказ поступал одному из художников. К назна­ченному времени он выполнял несколько рисунков, и заказчик выбирал понра­вившийся. Если заказом было кольцо для дамы, то к ней посылали одного из Николаев, который должен был снять точную мерку с пальца. Затем заказ (рисунок, мерка, камни) поступал в ювелирное отделение фабрики, и заведую­щий распределял работу среди мастеров.

Артур Иванович Миткевич, будучи сам опытнейшим мастером, очень тща­тельно контролировал процесс работы над заказом. Он не терпел никакой халтуры, недоделок и мог даже резко повысить голос, если встречал некачест­венную работу. Мой отец в течение долгих лет держал на высоте марку фирмы Фаберже. Он был человеком очень требовательным. Бее знали о его нетерпи­мости к неряшливой работе, но эти его должностные качества прекрасно сочетались с добротой и вниманием к своим подчиненным. Все это снискало ему заслуженное уважение сослуживцев. В 1912г. в честь десятилетия работы отца в фирме ему был подарен серебряный портсигар с сапфировой застеж­кой, имеющий внутри дарственную надпись: «На добрую память Артуру Ивано­вичу в память десятилетия службы от признательных подмастерьев фирмы К. Фаберже. 18 февраля 1912 года».

ЛЕТО

Со многими мастерами у отца сложились дружеские отношения. Мастера-закрепщики братья Колбасины не раз приглашали отца с семьей на престоль­ные праздники к своим родителям, жившим в деревне, расположенной верстах в сорока от Москвы по Казанской железной дороге. Там все мы встречали радушный прием, а нам, детям, было особенно интересно участие в ярмароч­ных гуляниях. Запомнились также угощения в августе — на праздниках Спаса Господня — яблоки и огурцы с медом.

Летние месяцы братья, мама и я проводили в какой-либо подмосковной деревне. Отец приезжал к нам на выходной. Когда у отца был отпуск, он брал меня с собой, чтобы навестить одного из своих братьев. Так я побывала с отцом в Ярославле, где стоял полк, в котором служил полковником дядя Эдуард — мой крестный. Ездили мы и на Украину, где в Екатеринославской губернии служил управляющим императорским лесным хозяйством брат отца Леонард.

ОХРАНА НЕ СПАЛА

Хотелось бы рассказать еще о некоторых традициях, связанных с жизнью и работой на фабрике. В августе был день, в который отмечалось начало нового рабочего года. На фабрику привозили икону Иверской Божьей Матери, покровительницы деловой Москвы, и служили молебен. Затем работникам и мастерам отпускались деньги для посещения ближайшего питейного заведе­ния, а администрация фабрики и сотрудники магазина отправлялись в откры­тых колясках в ресторан «Яр». Семьи в кутежах, разумеется, участия не прини­мали. Фабрика в это время, как, впрочем, и всегда была под надежной охра­ной. Ключи от ювелирного отдела находились у «двоих Николаев» — они в ресторан не ездили.

Ценностями в фабричных цехах были не только металлы и камни, но и сами ювелирные инструменты, многие из которых были редкими, персональными.

Мастера-ювелиры, отработав день, перед уходом домой мыли руки. Вода текла из крана и сливалась в большие емкости. Эту воду покупали на фабрике практичные немцы. Вероятно, они как-то процеживали или выпаривали воду, чтобы собрать мельчайшие частицы золота, смытые с рук мастеров. Помню, как мы, дети, кричали из окон дома: «Смотрите, смотрите, немцы за водой приехали». Охрана фабрики была хорошо продумана. После окончания рабоче­го дня начинался обход всей территории фабрики и двора. Он был организован так: в пяти местах (1 — на верхнем этаже, 2 — на нижнем этаже фабричного корпуса, 3 — на каменной стене, отделявшей территорию от соседнего двора, 4 — около сараев, 5 — у черного выхода жилого корпуса) были установлены небольшие деревянные ящички. В них на цепочках висели ключи от специаль­ных часов. Часы могли быть заведены только этими ключами в строго опреде­ленном порядке всего на один час. Таким образом, получалось, что сторож с часами должен был постоянно обходить территорию от ящичка к ящичку. Иначе часы остановились бы, а подвести их было нельзя.

Сторожами и дворниками на фабрике были очень добросовестные люди, татары по национальности. Жена одного из них, ее звали Фамида, часто помо­гала моей матери при стирке белья.

ОЖЕРЕЛЬЕ ГЕЛЬЦЕР

Однажды — мне было лет двенадцать — я поднялась на четвертый этаж в кабинет отца, чтобы позвонить подруге (в нашей квартире телефона не было). На столе отца лежали вещи, приготовленные к отправке в магазин. Это были роскошные ожерелье и диадема с бриллиантами и изумрудами. Увидев эти изделия, я от восхищения тотчас забыла, зачем пришла сюда, и стояла несколь­ко минут, любуясь и восторгаясь. Позже я узнала, что это были подарки для известной балерины Гельцер, заказанные поклонниками к ее бенефису. Изумру­ды были выбраны для нее не случайно. У балерины были красивые рыжие волосы, и зеленый цвет камней, безусловно, был ей очень к лицу.

ЗАКАЗ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ

Непосредственных заказов от царского двора Московское ювелирное от­деление не имело. Был у моего отца интересный личный заказ. Отцу сообщили, что с ним желает встретиться великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра императрицы Александры Федоровны. Елизавета Федоровна некоторое время назад приняла белое монашество. Произошло это после убийства ее мужа, генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича, эсером Каляевым. Елизавета Федоровна основала в Замоскворечье Марфо-Мариинскую обитель. Туда, в ее апартаменты, и поехал отец в присланном за ним экипаже. Он пробыл у Елизаветы Федоровны почти целый день и, вернувшись к вечеру, рассказывал дома о том, как любезно и внимательно принимала его хозяйка, угощала завтраком, расспрашивала о семье, о работе. Просьба ее к отцу заключалась в том, чтобы он переделал кое-что из ее фамильных драго­ценностей на вещи более мелкие и простые. Этим отец и занимался, проводя в ее доме за работой по нескольку часов в течение нескольких дней. Небольшие и ставшие гораздо более скромными украшения великая княгиня собиралась раздарить на память своим приближенным.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

После 1917 г. Московский филиал, как и вся фирма Фаберже, был закрыт, работники распущены. Мой отец остался без работы, а семья наша — без средств к существованию. В голодном 1920 г. умерла моя мать. Во время мятежа в Ярославле погибли мой дядя Эдуард и двоюродные братья Дмитрий и Борис. Моих родных братьев унесли империалистическая и гражданская войны. Наша квартира в Большом Кисельном переулке была занята Невским оптическим обществом.

Отец до 1927 г. числился в Московском ювелирном товариществе, но никакой серьезной работы у него там не было. В 1920-е гг. отец сохранял добрые отношения со многими бывшими сотрудниками и заказчиками фирмы. Александр Степанович Аверкиев, бывший присяжный поверенный и директор Московского филиала фирмы, был посаженным отцом на моей свадьбе в 1922 г. А пролетку с запряженной в нее белой лошадью для молодоженов по просьбе отца предоставил китайский посол.

Артур Иванович Миткевич умер в 1960 г., на 96-м году жизни в Москве в окружении своих близких.

Записано Оксаной Петручук в 1996 г. в Екатеринбурге